Матёрый и скокарь

Сухов Евгений Евгеньевич

– Я тебя прекрасно слышу, только что мне до него за дело? Разбирайся с ним сам!

– Что он у тебя делал? – Вопрос прозвучал еще более жестко.

Не следовало поддаваться на уговоры – нужно было бы топать домой, и сейчас попивал бы холодное пивко, уставившись в телевизор. Что бы ни совершил этот Фомич, но он явно спрятался не за ту спину, тут собственных забот выше крыши, и не было никакого желания взваливать на свои плечи чужие проблемы.

– Он заказал мне смастерить наконечник копья.

– Что за копье?

– Я толком и не понял. Но, судя по всему, оно очень старинное, похоже, древнерусское.

–

Для чего оно ему было нужно?

– Он сказал, что хочет сделать подарок приятелю.

– Он получил свой заказ?

– Да, вчера вечером я ему отдал.

– Ах вот оно что, – отступив назад, незнакомец вытащил пистолет, направил его точно в лицо Михаила Григорьевича.

Умелые отточенные движения, ничего лишнего, верилось, что таким образом он извлекал ствол не один раз. Самое ужасное было в том, что его лицо оставалось абсолютно бесстрастным, как если бы он выполнял привычную, успевшую надоесть работенку.

– Спасибо за машину.

Выстрел прозвучал негромко. Так хлопает вылетевшая пробка из-под шампанского. Голова Михаила Григорьевича резко дернулась назад, как если бы он получил мощнейший удар в челюсть. Сунув пистолет в карман, парень подошел к автомеханику и тронул ногой безжизненную голову – она слегка качнулась.

Мертвее не бывает.

Довольно хмыкнув, он сел в машину и выехал из гаражного кооператива.

* * *

Дело об ограблении коттеджа отставного генерала не давало Вандышеву покоя. Казалось бы, банальнейший случай, каких в его профессиональной карьере был не один десяток, да и сейчас подобными ограблениями никого не удивишь, – на одной Рублевке вскрывают по десятку коттеджей за ночь! – так чего же он нервничает? Отчего это дело не выходит у него из головы?

А все потому, что за этим происшествием скрывалось нечто более серьезное. На такой масштабный взлом могли отважиться домушники самого высокого уровня, каких в Москве единицы. Каждый из них находится у милиции под особым наблюдением, но беседа с ними ничего не выявила – у каждого имелось серьезное алиби.

Наиболее занятный разговор получился с Кириллом Глушковым, погоняло Фомич, весьма интересная личность. Вот кому под силу вскрыть такой бронированный дом! Но тот клятвенно утверждал, что все это время находился далеко за пределами Москвы, и в качестве доказательства готов был привести в свидетели целую толпу родственников, с которыми праздно проводил время.

Возможно, так оно и было в действительности, но что-то заставляло усомниться в его словах.

Придет время, переговорим и с этими родственниками.

Местный оперативник по имеющейся базе данных взялся проверить протекторы автомобилей, и Вандышев с минуты на минуту ждал от него сообщений.

Телефонный звонок прозвучал в тот самый момент, когда он, не выдержав затянувшегося ожидания, хотел позвонить сам.

Поздоровавшись, тот сразу перешел к делу.

– Кое-что выявил. Рисунки протекторов на передних колесах разные, а кроме того, они имеют значительные потертости. Хозяин на такой машине изрядно колесит. В самом центре наблюдается существенный порез. Я бы на его месте давно поменял покрышку, а то ненароком лопнет где-нибудь на трассе, тогда беды не оберешься...

– Ты проверил, у этого Фомича есть белая «девятка»?

– За ним не числится ни одной машины, он разъезжает на них по доверенности. Есть и «девятка».

Рисунок протекторов очень напоминает тот, что мы видели на вершине горы.

– Вот оно что... Понаблюдай за этим Фомичом. Может, он как-то себя проявит.

Глава 22
Второй крестовый поход

Второй крестовый поход начался с разногласий. Не самый хороший почин для святых дел.

Три самых могущественных европейских монарха: император Священной Римской империи Фридрих I Барбаросса, французский король Филипп II Август и английский король Ричард Львиное Сердце, собравшись в огромном походном шатре, решали непростую задачу – кому из них возглавлять всеобщее командование. А следовательно, после завершения похода заполучить всю славу, доставшуюся в результате победы, и обрести благодарность всего христианского мира.

Фридрих I, поглаживая рыжую бороду, негромким, но властным голосом говорил, что он является правителем Священной Римской империи и германское рыцарство самое сплоченное в Европе. Чуть смутившись, напомнил о том, что у него имеются личные счеты с врагами Гроба Господнего, ведь он был участником Первого крестового похода, а год назад в Майнтце торжественно принял крест, следовательно, именно на него возложена божественная миссия. Помня неудачи и ошибки Первого крестового похода, он сумел сделать соответствующие выводы.

Слова император подбирал правильные, доводы приводил убедительные, однако он понимал, что его аргументы не находят должного отклика.

Французский король, сдерживая природную горячность, заявил, что его рыцари в Первом крестовом походе выделялись своей доблестью, а он сам получил благословение папы римского, который желает именно его видеть в качестве предводителя объединенного войска.

Английский король Ричард убеждал в том, что под свои знамена ему удалось собрать весь цвет английской аристократии, которые непременно проявят себя в предстоящей войне, и во главе крестового похода он должен быть непременно.

Трудно было найти столь непохожих людей, как эти трое, еще реже их можно повстречать под одной крышей. Преодолевая взаимную неприязнь, не забывая при этом учтиво улыбаться, они спокойно приводили аргументы в свою пользу, восхваляя доблесть вассалов и силу своего оружия. Только в какой-то момент английский король Ричард и Филипп II Август сбились на повышенные тона, и Барбароссе даже показалось, что они вцепятся в горло друг другу. Но благоразумие взяло верх, и спор продолжался с еще большей учтивостью, за которой не было ничего, кроме лютой ненависти.

Встреча выглядела бессмысленной и приносила только очередное разочарование. Фридрих I понимал, что ему не удастся достучаться до английского и французского королей, а все потому, что он забыл захватить на переговоры Копье судьбы, которое многие годы было его талисманом. Копье судьбы передал ему отец – Фридрих Одноглазый, прозванный так из-за потери глаза в Первом крестовом походе, которому, в свою очередь, Копье досталось от императора Конрада III.

Копье было с ним в тот памятный день, когда папа Андриан IV торжественно возложил на его голову императорскую корону. Копье было при нем во время его бескровного похода на Милан и победоносной войны над Римом. Именно копье спасло его во время жестокой эпидемии чумы, которая парализовала его воинство, – тогда умер каждый третий человек.