Матерый мент
Шрифт:
Гуров, поджидая упорхнувшую Мариам, призадумался. Да, ее рассказ был интересен, но пока ни на чуть-чуть не приближал Льва к решению его неотложных проблем и вопросов. Занимаются очень милые люди, если все такие же, как она, разгадками разных там тайн природы, любопытство за казенный счет удовлетворяют, и дай им бог, особенно учитывая крайнюю скупость этого самого счета. С прорвой Минобороны или, не к ночи будь помянутого, Минводхоза и сравнивать смешно. Но при чем тут, скажите на милость, наркотики, убийства, оторванные головы и прочая мрачная уголовщина? Может, они такое наоткрывали, что наши заклятые друзья из «цивилизованных» стран губы пораскатали? Промышленный, и не только, шпионаж? Тогда проще – сплавить дело к «соседям», и отцветай, моя черешня! Но, опять же, ни на чем пока эта версия не базируется. Значит, надо работать дальше, слушать, смотреть, анализировать. И срочно выяснять
– Вот, посмотрите. Это морковка!
Появившаяся перед задумчивым Гуровым, как бы из ниоткуда, слегка запыхавшаяся Мариам протягивала ему маленькую прозрачную коническую колбочку, заткнутую куском ваты. Лев стал внимательно разглядывать ее содержимое. На слое соломенно-желтого желе, наверное, той самой «питательной среды», слегка погруженный в него, лежал яркий желтовато-оранжевый комок неопределенной формы, сантиметров двух в диаметре. Больше всего он походил на оплывший, только что вынутый из стакана с горячим чаем кусок быстрорастворимого сахара-рафинада, излюбленного лакомства гуровского детства. Снизу от комочка отходили белесоватые недлинные нити – отростки, углублявшиеся в желе. Верх был покрыт бурыми, влажно блестевшими пятнами.
– Недельный морковный каллус. Правда, сверху уже некроз пошел, отмирают ткани, гниют. Долго не протянет. А внизу – зоны ВД, вторичной дифференциации. Вот, смотрите – корешки формируются. Это я сама высаживала, – с явной гордостью заявила Кайгулова.
– Здорово, – только и смог прокоментировать сыщик. – Значит, этим как раз и занимаетесь?
– Не только. Видите, здесь все клеточки еще вместе, кучкой. А можно, если знать как, их разделить, чтобы каждая по отдельности от других плавала. Только тогда среда жидкая нужна. Это вроде молочнокислых бактерий в молоке, когда кефир или йогурт делают. Вы вот самогонщиками тоже, наверное, занимались?
– Я?! – Лев аж крякнул от неожиданности. Однако он мог бы поклясться, что никаких ноток сарказма в голосе Кайгуловой слышно не было. Ну и наивность, однако! – Да где мне, Мариам! Я все больше по бандитам, грабителям да взяточникам в особо крупных размерах специализируюсь, серийным насильникам, маньякам и прочей мелкой шушере. – Он не выдержал и весело рассмеялся, ощутив, как, хоть на мгновение, с плеч сваливается тяжесть этого нелегкого дня.
– Ой, простите, Лев Иванович, глупость сморозила, – она заметно покраснела, и ей это необыкновенно шло, – но вы ведь поняли? Дрожжевые клетки в бражке размножаются и расходятся сразу, по всему объему. И наши растительные так могут, только этого добиться очень сложно, с каллусом не в пример проще. А называется такое – суспензионная культура.
– И зачем это нужно?
– Ну как же: все параметры среды контролировать легче, за различными изменениями клеток следить, формой, размером… И потом, представьте, есть у вас большая банка с мешалкой автоматической. – Она развела руки в стороны, показывая величину банки, а затем повращала кистью, изображая мешалку. – По одной трубке в нее подаем питательную жидкую среду, а по другой откачиваем излишек того, что выросло, ну и отходы жизненные наших клеток, вроде как канализация. Тогда такую культуру можно очень долго поддерживать в нужном режиме. Это я с банкой примитивно, конечно, но ферментеры наши – анкум, фермус – вообще-то так и работают.
Слушать ее было интересно и занятно, но Гуров решил потихоньку сворачивать свой биотехнологический ликбез и переходить к вопросам, прибереженным «на сладкое».
– Мариам, а все ваши, я лабораторию имею в виду, работы идут по открытым тематикам? Ничего эдакого нет? За рубежом свои материалы свободно печатаете? У меня форма допуска соответствующая, так что не стесняйтесь.
– Нет-нет! Что вы, какой допуск! – Она смотрела на Льва с крайним удивлением. – Все открыто, и всегда так было. И публикуемся свободно – в «Plant Physiology», в «Cell», у Деда с Андреем Андреевичем даже в «Nature» статья выходила. И ездили свободно всюду, вплоть до Австралии, – там конгресс был. Сейчас, правда, дома сидим. Денег мало. А к нам приезжают со всего мира, – с гордостью добавила Кайгулова.
– Хорошо, давайте немного с другой стороны. Ваши исследования могут дать выход на практику, крупный экономический эффект? Как, вообще, в смысле «урожая»: что-нибудь из ваших результатов можно руками пощупать, деньги заработать, или…
– Так и знала, что этот вопрос зададите, не вы первый. Деда и на дирекции, и в отделении заспрашивали – где, мол, реальная польза? – Она осуждающе покачала головой. – Дед как-то разнервничался и наорал на ответственного секретаря отделения. Дескать, наука – это интеллектуальный храм, воздвигаемый во славу божию, и торгашам в нем места нет, гнать их надо, как спаситель некогда. Скандал бы-ыл… А вскорости его на выборах в действительные провалили, дураки неумные. – Выражение ее лица неуловимо изменилось, потеплело. – Впрочем… У вас женщина любимая есть, Лев Иванович?
– Да-а, жена, Мария. – От такого неожиданного вопроса Гуров совершенно опешил.
Мариам вынула из кармана халата темную прямоугольную картонную коробочку, на которой была изображена полуобнаженная красавица в окружении пышной растительности.
– Вот и подарите жене Марии, тем более – почти моя тезка, – она протянула коробочку Гурову. – Крем для лица «Лесная нимфа» с экстрактом женьшеня. А экстракт этот получен из нашей суспензионной культуры, в которую мы женьшень ввели. Конечно, не то, что из тайги, но зато промышленно производить можно, и цена божеская. Вещества ведь те же. И, как эти клинические идиоты в своей дебильной рекламе выражаются, «никакой хи-и-имии!», физика сплошная с геометрией пополам. Это Алаторцев пробил года три назад, не знаю уж, с кем он там из этих ООО договорился, но спектрофотометр новый мы купили, да и детишкам на молочишко малость перепало. Может, еще и с золотым корнем, это родиола розовая, сделаем шампунь или еще чего. Лекарства бы, но это – мечты. Фармкомитет нам не пройти, там мафия почище сицилийской. Вот такой выход в практику, – она грустно улыбнулась, – чем богаты… Можно еще картошку или морковь безвирусную получать, если через культуру провести. Много чего можно, хотя бы соматическую гибридизацию: прямо в пробирках гибридные линии овощей получать, да и злаков, если постараться. Но кому это нужно? Мы же не гербалайф какой, чудес типа трехсот центнеров пшеницы с гектара не обещаем! И потом – это передний край. Всегда есть риск, что вот не пойдет, и все! Частник деньги вкладывать побоится, а любимому государству плевать на все это зигзагом с Марса. Так что, Лев Иванович, долларами печку не топим, это вы не по адресу!
– За подарок спасибо, – улыбнулся Гуров. – В жизни не знаешь, где найдешь, где потеряешь! Мне все относительно ясно. Вот такой еще вопрос, – тон его стал нарочито небрежным, – так, для проформы. В лаборатории ведь приходится работать с самыми различными веществами, верно? Нет ли среди них наркотических или из которых можно наркотик получить… Ну, вы понимаете… Скандал вот был не так давно, я и спрашиваю к слову, – он откровенно блефовал, и блеф удался.
– А-а! Как же! – мгновенно откликнулась Кайгулова. – Это когда какой-то придурок из опаринского института на барахолке в Беляево литр уксусного ангидрида продать пытался? По отделению громовой приказ был, у опаринцев зама по АХЧ сняли и директору выговор влепили, а за что? Никто от бессовестных кретинов не застрахован. Но у нас просто нет ничего такого, я вас уверяю! Да чего проще – когда будете с Твардовским говорить, возьмите у него копию заявки на реактивы за любой год, хоть за этот, и список того, что сами по фирмам покупали. Экспертам своим отдайте, пусть проверят, но сразу говорю – ничего не найдете, не наш профиль. Да ведь и проверяла нас в апреле комиссия, не помню откуда.
Гуров решил, что так и поступит, а заодно уточнит историю с «бессовестным кретином», о которой до сегодняшнего дня слыхом не слыхал. Однако он склонен был поверить собеседнице, не было ей смысла лгать, слишком легко проверялись ее слова. Да она, кстати, сама же и подсказала, как это сделать. Здесь этот кончик пока не тянулся. Лев поблагодарил Мариам за увлекательную лекцию, причем сделал это от всей души. Потом она проводила его в лабораторию.
Время уже поджимало, надо было появиться в управлении и ковать железо с безголовым киллером – самой на текущий момент прямой тропкой в сердцевину дела. Абсолютно доверяя Крячко, Лев Иванович все же неуютно чувствовал себя, когда на стержневом направлении розыска стоял не он сам, а кто-то другой, хотя бы и Станислав. Поэтому разговора с высоким, представительным и чуть рыхловатым темноволосым мужчиной – Андреем Андреевичем Алаторцевым – не получилось. Но, и это было примечательным фактом – насколько естественно и открыто держалась Мариам Кайгулова, настолько Алаторцев ушел в «глухую оборону», даже не пытаясь скрыть свою неприязнь. Гуров был классным профессионалом, он взломал бы лед и разговорил бы этого угрюмого типа, но у него не оставалось на это ни времени, ни желания. Да и необходимости форсажа он не ощущал, понимая, что в институт еще не раз придется наведаться, если не ему самому, так Станиславу.