Матиас Шандор. Пятнадцатилетний капитан
Шрифт:
Море было спокойно, и волнение не усилилось, когда яхта вышла из залива Большой Сирт. Ветер дул с северо-запада, но не грозил перейти в шторм. Капитан Кестрик держал курс на мыс Бон и даже несколько южнее этой точки, чтобы легче было подойти к берегу, если ветер посвежеет. Он собирался обогнуть мыс Бон, держась как можно ближе к суше, а потому не хотел приближаться к острову Пантеллерия, который лежит на полпути между этим мысом и Мальтой.
Западнее залива Большой Сирт берег, плавно закругляясь, выдаётся в мере. Здесь тянутся владения Триполитании. Дальше, между островом Джерба и городом Сфаксом, расположен залив Габес; затем береговая линия несколько отклоняется к востоку, образуя за мысом Диниас залив Хаммамет, и дальше идёт на север до крайней точки мыса Бон.
«Феррато» шёл по направлению к заливу Хаммамет, где он должен был приблизиться к суше и затем уже плыть вдоль берега до своего места назначения — Ла-Гуллетт.
В течение третьего ноября и в ночь на четвёртое волнение значительно усилилось. В самом деле, достаточно в этих местах подняться даже небольшому ветру, чтобы море разбушевалось — ведь в районе залива Большой Сирт проходят наиболее изменчивые течения Средиземного моря. На следующий день, часов в восемь утра, как раз на широте мыса Диниас показалась земля, и под защитой высокого берега плыть можно было легче и быстрее.
«Феррато» шёл в каких-нибудь двух милях от суши, и путешественникам всё было видно как на ладони. За заливом Хаммамет судно ещё ближе подошло к берегу и на широте Келибии оказалось у бухточки Сиди-Юсуф, защищённой с севера длинной грядой скал. Её окаймлял красивый песчаный пляж, а за ним тянулась цепь невысоких холмов, покрытых чахлым низкорослым кустарником, с трудом пробивавшимся среди камней. Вдали вырисовывались отроги горного массива, пересекающего эту страну. Выделяясь белым пятном на фоне зелени, то там, то тут виднелась заброшенная мечеть. На переднем плане показались развалины небольшой старинной крепости, а над ними, на вершине холма, закрывающего с севера доступ в бухту Сиди-Юсуф, стоял сравнительно хорошо сохранившийся форт.
Однако местность не была пустынна. Под защитой скал, в полукабельтове от берега, укрылось несколько левантинских кораблей — шебек и полакр. Вода в этом месте так прозрачна, что в глубине её можно было различить чёрные камни, слегка волнистое песчаное дно и врезавшиеся в него якоря, которые, преломляясь в зеленоватой толще воды, принимали самые причудливые очертания.
На берегу, у подножия небольших дюн, поросших мастиковыми деревьями и тамариндами, раскинулось кочевье — дуар, состоявшее из каких-нибудь двадцати жёлтых полосатых палаток, сильно выцветших на солнце. Можно было подумать, что это широкий арабский бурнус, небрежно брошенный на песок. Вокруг дуара паслись бараны и овцы, похожие издали на чёрных воронов, и казалось, достаточно одного выстрела, чтобы вся стая унеслась прочь с пронзительными криками. Возле узкой кромки скал, очевидно служивших пристанью, виднелось несколько верблюдов: одни лежали на песке, другие пережёвывали жвачку, стоя неподвижно, словно заворожённые.
Когда яхта проходила мимо бухточки Сиди-Юсуф, доктор заметил, что там выгружали на берег боевые припасы, оружие и даже несколько полевых орудий. По своему положению на этом отдалённом берегу Туниса бухточка как нельзя более подходила для такой контрабандной торговли.
Луиджи обратил внимание доктора на оживление, царившее на берегу.
— Если я не ошибаюсь, Луиджи, — ответил доктор, — арабы приезжают сюда за оружием. Может быть, оно предназначается горцам для борьбы против французских войск, только что высадившихся в Тунисе. А вернее всего, им снабжают многочисленных сенуситов — этих разбойников на море и на суше, которые как раз сосредоточивают свои силы в Киренаике. Мне кажется, эти люди скорее похожи на уроженцев Центральной Африки, чем на жителей Туниса!
— Но почему тунисские власти и французская администрация не препятствуют переброске оружия и боевых припасов? — спросил Луиджи.
— В столице Туниса ничего не знают о том, что происходит по эту сторону мыса Бон, — объяснил доктор, — и даже когда французы завладеют территорией Туниса, можно опасаться, что восточное побережье ещё не скоро будет завоёвано! Как бы то ни было, выгрузка оружия кажется мне весьма подозрительной; если бы не быстроходность «Феррато», эта флотилия непременно напала бы на нас. Но арабам нас не догнать.
И в самом деле, будь у арабов такое намерение, опасаться их не приходилось. Менее чем за полчаса паровая яхта миновала бухточку Сиди-Юсуф. Потом, приблизившись к мысу Бон, точно высеченному чьей-то могучей рукой на африканском материке, она быстро обогнула маяк, освещающий по ночам причудливую россыпь скал, которой заканчивается этот мыс.
И вот уже «Феррато» несётся на всех парах по Тунисскому заливу, ограниченному с одной стороны мысом Бон, а с другой Карфагенским мысом. Слева тянутся отрога горных цепей Бон-Карнин, Росса, Загуан, а в глубине ущелий приютились кое-где маленькие деревушки. Справа во всём блеске раскинулся священный город Сиди-бу-Саид с его великолепными старинными дворцами; по-видимому, в древности он был предместьем Карфагена. Дальше, весь белый в лучах жгучего солнца, сверкает Тунис. Его дома высятся над лагуной Эль-Бахира, позади канала, гостеприимно открытого для путешественников, прибывающих из Европы.
В двух-трёх милях от Ла-Гуллетт на якорях стояла французская эскадра, а ближе к берегу покачивались на волнах несколько коммерческих судов, придававших нарядный вид рейду своими разноцветными флагами.
Был час пополудни, когда «Феррато» бросил якорь в трёх кабельтовых от порта Ла-Гуллетт. После посещения карантинных властей и обычных формальностей пассажирам паровой яхты было разрешено сойти на берег. Доктор Антекирт, Петер и Луиджи с сестрой сели в вельбот, который тотчас же отвалил от яхты. Обогнув мол, он проскользнул по узкому каналу, между двумя тесными рядами лодок, барж и шлюпок, и причалил к берегу у обсаженной деревьями площади, на которую выходят фасады вилл, контор, кафе; здесь, в начале главной улицы Ла-Гуллетт, всё время толпятся мальтийцы, евреи, арабы, французские и туземные солдаты.
На письме Борика стояло слово «Карфаген». Это название да жалкие развалины — вот всё, что осталось от древнего города Ганнибала.
Желающим добраться до Карфагена вовсе не надо ехать по железной дороге, проведённой между Ла-Гуллетт и Тунисом и огибающей лагуну Эль-Бахира. До небольшого холма, на котором стоит часовня св.Людовика и монастырь алжирских миссионеров, нетрудно дойти пешком по ровному песчаному берегу или по пыльной дороге, вьющейся по долине.
Когда вельбот пристал к берегу, на площади стояло несколько наёмных экипажей, запряжённых маленькими лошадками. Наши друзья мигом вскочили в один из них, приказав кучеру ехать как можно скорее в Карфаген. Лошади пробежали крупной рысью по главной улице Ла-Гуллетт, и вскоре экипаж выехал на дорогу, по обеим сторонам которой выстроились роскошные виллы тунисских богачей, где они проводят жаркое время года. А ближе к морю, там, где некогда находился порт древнего города, возвышались дворцы Кередин и Мустафа. Две с лишним тысячи лет тому назад Карфаген — этот соперник Рима — занимал все побережье от косы Ла-Гуллетт до Карфагенского мыса.
Часовня св.Людовика построена на холмике высотой в двести футов, в том месте, где, по преданию, умер в 1270 году король Франции. Место это огорожено решёткой, но там гораздо меньше деревьев и кустов, чем обломков античных статуй, ваз, пилястров, колонн, капителей и стел. Позади часовни находится монастырь миссионеров, настоятелем которого был в то время учёный-археолог, отец Делатр. Отсюда открывается вид на все побережье от Карфагенского мыса до предместья Ла-Гуллетт.
У подножия холма расположились несколько дворцов в арабском стиле, но с английскими «пирсами», к причалам которых, изящно выдвинутым в море, могут приставать самые различные суда. Вдалеке виднеется великолепный залив, где, правда, нет античных развалин, зато каждая коса, каждый мыс, каждая гора связаны с каким-нибудь историческим воспоминанием.