Матиас Шандор. Пятнадцатилетний капитан
Шрифт:
Как известно, Пескад только и делал, что веселил всех, — с согласия доктора, разумеется. Если Матифу был тяжеловесен и серьёзен, как бык, с которым он мог бы померяться силой, — то Пескад с утра до ночи хохотал и пел и был подвижен, как вымпел, с которым он мог бы сравниться лёгкостью. Он либо лазил по мачтам, потешая экипаж, которому давал уроки вольтижировки, будучи ловким, как матрос, и проворным, как юнга, либо развлекал товарищей бесконечными прибаутками. Ведь доктор Антекирт велел ему всегда быть в хорошем настроении! Вот оно у него и хорошее, да он ещё старается, чтобы и другие не хмурились.
Выше
— Кто такой доктор Антекирт?
— Он знаменитый врач. Он может вылечить от любой болезни, даже от такой, которая унесёт вас на тот свет!
— Он богат?
— У него ни гроша. Не кто иной, как я, ссужаю ему по воскресеньям кой-какую толику.
— А откуда он прибыл?
— Из такой страны, название которой решительно никому неведомо.
— Где же эта страна находится?
— Могу сказать только одно: на севере её отделяет от соседней страны самый пустяк, а с юга она и вовсе ничем не отделена.
Ничего другого добиться от Пескада не удавалось; что же касается его приятеля, то он и вовсе молчал, как гранитный столб.
Но если друзья не отвечали на нескромные вопросы репортёров, это не значит, что между собою они не говорили о своём новом хозяине. Они говорили о нём, и частенько. Они любили его, и любили крепко. Они горели желанием оказывать ему услуги. Между ними и доктором возникло что-то вроде химического сродства, происходило как бы взаимное притяжение, день ото дня они все крепче к нему привязывались.
Каждое утро приятели ждали, что вот-вот их позовут к доктору и он им скажет:
— Друзья, мне нужна ваша помощь.
Но, к великому их огорчению, ждали они напрасно.
— Долго ли так будет продолжаться? — сказал однажды Пескад. — Тягостно сидеть сложа руки, Матифу, особенно с непривычки.
— Да, руки заржавеют, — согласился Матифу, взглянув на свои огромные бицепсы, праздные, как шатуны остановившейся машины.
— Скажи-ка, Матифу…
— Что же тебе сказать, Пескад?
— Знаешь, что я думаю о докторе Антекирте?
— Нет, не знаю. Но ты мне, Пескад, скажи, что ты думаешь. Тогда мне легче будет тебе ответить.
— Слушай-ка. Верно, у него в прошлом были такие дела… такие дела… Это по глазам видно. У него во взгляде иной раз такие молнии сверкают, что ослепнешь… И когда грянет гром…
— Вот шуму-то будет!
— Да, Матифу, шуму будет немало… да и работы тоже. И вот тут-то, сдаётся мне, мы и пригодимся!
Пескад говорил так не зря. Хотя на борту яхты и царило полнейшее спокойствие, сметливого малого многое наводило на размышления. Что доктор не простой турист, путешествующий по Средиземному морю ради развлечения, — в этом не могло быть ни малейшего сомнения. По-видимому, «Саварена» — некий центр, к которому сходятся многочисленные нити, сосредоточенные в руках её таинственного владельца.
В самом деле, на яхту приходили письма и телеграммы даже из самых отдалённых уголков этого чудесного моря, волны которого омывают берега многих стран — и французское побережье, и испанское, и марокканское, и алжирское, и триполитанское. Кто посылал все эти письма и телеграммы? Очевидно, агенты, занятые какими-то чрезвычайно важными делами, — если только не клиенты, просившие у знаменитого врача заочного совета, — но последнее казалось маловероятным.
Вдобавок даже на телеграфе в Рагузе вряд ли понимали смысл этих телеграмм, ибо они передавались на каком-то неведомом языке, тайну которого знал, по-видимому, только сам доктор. Но будь даже язык телеграмм вполне понятен, что можно было бы уразуметь, прочитав, например, такие фразы:
«Альмейра. Казалось, напали на след З.Р. Ошибка, поиски прекращены».
«Вновь найден корреспондент Г.В.5. Связались группой К.З., между Катанией и Сиракузами. Дальнейшее сообщим».
«Установлено прохождение Т.К.7 мимо Мандераджо, Ла-Валлетты, Мальты».
«Кирене. Ждём новых распоряжений. Эскадра Антек готова. Электро-3 стоит под парами днём и ночью».
«Р.О.3. Впоследствии умер каторге. Оба исчезли».
Или вот ещё телеграмма, где применено условное цифровое обозначение:
«2117. Сарк. Бывший деловой посредник. Предприятия Торонт. Прервал связь с африканским Триполи».
А с «Саварены» на большинство этих телеграмм отправлялся один и тот же ответ:
«Продолжать розыски. Не жалеть ни сил, ни средств. Шлите новые данные».
Шёл усиленный обмен какими-то непонятными посланиями, которые, казалось, являлись результатом наблюдения за всем бассейном Средиземного моря. Следовательно, доктор далеко не такой праздный человек, за какого он себя выдаёт! Об этой своеобразной переписке, конечно, не могла не узнать широкая публика, хотя телеграфные чиновники обязаны соблюдать профессиональную тайну. И это ещё больше привлекало всеобщее внимание к таинственному незнакомцу.
Среди лиц, принадлежавших к высшему рагузскому обществу, одним из самых любопытствующих был Силас Торонталь. Как уже говорилось, бывший триестский банкир встретил доктора Антекирта на гравозской набережной несколько минут спустя после прибытия «Саварены». Эта встреча вызвала у одного из них чувство крайнего отвращения, а у другого возбудила не менее острый интерес. Но до последнего времени банкиру так и не удавалось удовлетворить своё любопытство.
Говоря по правде, доктор произвёл на Силаса Торонталя какое-то совершенно особенное впечатление, определить которое он не мог бы и сам. Инкогнито, так тщательно соблюдаемое доктором, слухи, носившиеся в Рагузе на его счёт, трудность получить у него аудиенцию — все это внушало банкиру острое желание ещё раз повидаться с ним. С этой целью банкир несколько раз приезжал в Гравозу. Стоя на набережной, он подолгу смотрел на яхту и сгорал от желания попасть на её борт. Дело дошло до того, что однажды он приказал отвезти себя к яхте, но услыхал от вахтенного лишь неизменное: