Матрешка
Шрифт:
– Любовь?
– как-то уж совсем грубо расхохоталась она.
– Мужская выдумка, чтобы меньше платить либо не платить вовсе!
– Ты говоришь с чужого голоса, - сказал я, разумея ее братана и зная по прежним скандалам, что выяснять с ней отношения - пустое времяпровождение, сотрясение воздуха.
– Хочешь знать, я - настоящая шлюха. И не в фигуральном смысле, а в самом что ни на есть прямом, - продолжала она наговаривать на себя. Предпочитаю в таком случае притон. Какая ни есть, а независимость. Все лучше, чем выслушивать твои мелочные попреки.
– Ничего себе мелочные! Лучше скажи, куда ты просвистела те семь тысяч!
Тут она схватила свою сумочку и грохнула дверью. Всю ночь места себе не находил, хотел звонить в полицию, но что-то меня удержало. Во всем корил себя. Дал слово:
Явилась на следующий день к вечеру, когда я уже был в полном отчаянии. Был так рад, даже не поинтересовался, где провела ночь. Уложили Танюшу, а сами миловались - ну как в первый раз. Такого рода ссоры, если только не кончаются кромешным разрывом, укрепляют постельные отношения. В ту ночь она впервые была не просто ласковой, а страстной. Или имитировала страсть. Теперь уже не знаю.
В постели она обычно была простушкой, вся инициатива исходила от меня, мне было приятно чувствовать себя профессором любви, а ее ничтожный и, к тому же, насильный опыт я приравнивал к нулю. Развращал я ее в меру, никаких особых изощренностей, а тем более извращенностей в нашей любовной жизни не было: возраст у меня не тот, да и есть все-таки некоторое различие между женой и блядью, считал я.
Так вот, в ту ночь она была совсем иной, чем знал ее прежде. Впервые раскованной: перехватила инициативу, проявив изобретательность и продемонстрировав ухватки и приемы, мне неведомые, несмотря на возраст, многобрачие и дюжину женщин, с которыми имел дело. Чего ханжить: мне было очень хорошо, но наутро мой рассудок уже рыскал в поисках объяснений. Либо бабы изначально опытнее мужиков - либо...
С той ночи и началась моя ревность и сосредоточилась на ее брате: если она крутит на стороне, то с ним. С кем еще? Тут я и понял вдруг, что их физическое несходство и разные фамилии могли быть, а могли и не быть следствием того, что у них одна мать, но разные отцы. А что если они вовсе не брат и сестра? Литературные прецеденты сыпались как из рога изобилия начиная с притворившихся в Египте братом и сестрой Аврама и Сары и далее. Подозревал в них давних любовников, которые возобновили отношения после нескольких лет разлуки. Мне казалось, что их тела знают друг друга, и никуда было не деться от этого преследующего меня кошмара.
Я готов был простить ей прошлое, но не настоящее. Но и для того, чтобы простить прошлое, надо знать его. Нельзя простить, незнамо за что.
Может, Лена и покончила с прошлым, пойдя за меня замуж, но появился лжебрат и тянет ее обратно, по любви или шантажируя - не все ль равно! В любом случае, он превосходил меня в своем знании Лены: в отличие от него, я не был допущен в ее прошлое, а то как раз и составляло ее тайну. Точнее, их совместную тайну! Вот что меня сводило с ума.
Подозрительным казалось теперь и то, что я так редко сталкиваюсь с Володей - Лена предпочитала с ним встречаться tete-a-tete либо на прогулках с Танюшей. Да и дыру в нашем бюджете чем еще объяснить как не денежными подачками мнимому брату. Альфонс! Жиголо! Натурально, я не мог высказать свои подозрения прямо, чтобы не выглядеть в глазах Лены полным идиотом в случае ошибки. А ревность, загнанная внутрь, гложет еще сильней. Вот уж, действительно, зеленоглазое чудище, повреждение ума: ревность не от того что любишь, но потому что хочешь быть любимым. Мне катастрофически не хватало ее любви, а здесь как раз и подвернулся Володя.
Я понял, что не обрету покоя, пока не раскрою ее тайну, чего бы мне ни стоило, а потому решил предпринять келейное расследование.
Нет, я еще не докатился до того, чтобы нанимать частного сыщика, чтобы тот выследил Лену во время ее участившихся отлучек. Я пошел иным путем и решил заглянуть в ее прошлое. Узнать, в частности, брат ей Володя или нет. Некоторые возможности для этого у меня имелись.
В предыдущую эпоху - холодной войны и конфронтации двух супердержав, одна из которых с тех пор исчезла с карты мира и с лица земли - я довольно часто ездил в Россию по культурно-университетскому обмену. Не удивительно, что раз-другой мне пришлось столкнуться с всемогущим тогда КГБ: однажды - на таможне, при перевозе в Москву нескольких книг, которые были тогда под запретом; другой раз в Питере - во время посещения мастерской художника-нонконформиста, когда меня задержали и слегка припугнули. Не то чтоб струхнул, но при тогдашнем произволе властей, мне могли пришить какое-нибудь дело. Знаю, русские часто корили иностранцев малодушием, но что делать: они привыкли к условиям своего существования, у них - своего рода иммунитет, которого у нас нет. Вопрос скорее физиологии, чем морали. Это как желудок: наш, избалованный американской стерильной едой, мгновенно реагирует на полную микробов пищу в странах третьего мира, да в той же России, в то время как привыкшим аборигенам - хоть бы хны. Теперь-то я просек их психологический расчет: сначала запугать, а потом обласкать. Методом кнута и пряника. Короче, после хама и жлоба, который меня допрашивал, угрожая и шантажируя, я попал к другому следователю, который дружески со мной потрепался на общие темы и отпустил с миром, извинившись за не в меру ретивого коллегу. На этом, однако, наши отношения не кончились. В каждый мой приезд в Россию, он звонил мне, и мы с ним встречались.
Конечно, я сознавал, что он меня прощупывает и снимает кой-какую информацию с наших разговоров, но успокаивал себя, что никого из моих русских знакомцев не выдал, не подвел, не скомпрометировал. Полагаю, нужен был ему для бюрократической галочки - еще, мол, один иностранец на крючке. Агент влияния, так сказать. Не исключаю также, что чисто по-человечески он испытывал ко мне некоторую симпатию. Я к нему тоже - не сразу, но привык и даже привязался. Как мышка к кошке (шутка). Был он мне интересен - не сам по себе, конечно, но как представитель мощной и таинственной организации. Мы как бы заключили молчаливое соглашение - за мой с ним безобидный треп власти смотрели сквозь пальцы на мои русские связи, в таможне я проходил без досмотра, мог везти в оба направления что хочу, чем и пользовался: туда запрещенные книги, оттуда - рукописи и картины нонконформистов. Идеологический экскьюз для моего коллаборационизма. Не удержался и разок-другой переправил несколько псковских икон 16-го века, имея с того некоторый гешефт. Звали моего питерского покровителя Борисом Павловичем.
Когда империя зла рухнула в одночасье, а с ней вместе и учреждение, в котором он служил, Борис Павлович мигом сориетировался и организовал частное сыскное агентство - благодаря прежним, кагебешным связям, крупное и престижное. Лично он прославился обнаружив многострадальную "Данаю" Рембрандта, которую похитили из реставрационных мастерских, где ее чинили после того, как какой-то литвак продырявил ей лобок ножом и залил купоросом, протестуя против оккупации своей родины. Презабавная история, читал о ней роман эмигрантского писателя Владимира Соловьева, который живет по соседству со мной в Куинсе (шапочно знаком): там мой приятель является собственной персоной и под своим именем. И вот приезжаю уже в демократическую Россию, и Борис Павлович тут как тут: традиционно мне звонит, я с ним встречаюсь, но уже не подневольно, а из любопытства - как с одним из "новых русских", которые уже обрастали мифами, пусть пока что в форме анекдотов. Он же мне их и рассказывал. Вот несколько образчиков:
Заходит НР к ювелиру и спрашивает золотую цепь с крестом на шею. Рассматривает, примеривает, а потом говорит продавцу: "Только акробата с креста уберите."
Два НР встречаются в Париже. "Я тут галстук за полторы штуки зеленью отхватил", - хвастает один. "Ну и дурак!
– отвечает другой.
– Здесь за углом точно такой же продается за две."
Лежит в гробу НР - в дорогом костюме, на пальцах кольца, на шее толстая золотая цепь. Мимо проходит старушка, глядит на покойника и причитает: "Живут же люди..."
Короче, в новых условиях свободной России мы с ним сдружились на добровольной основе. Вот я и попросил его о дружеской услуге - выяснить все про российское житье-бытье моей жены и ее брата, если он ей брат. Готов был заплатить, но Борис Павлович наотрез отказался. Настаивать я, понятно, не стал, да и кто в наше время от халявы нос воротит. На эту тему тоже есть анекдот о НР, который сидит на презентации в новом банке напротив англичанина, а тот ничего не ест.
"Почему вы ничего не едите, сэр?
– спрашивает НР.
– Ведь это все бесплатно."