Матрешка

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Моя цивилизация существует в другом измерении и на другой планете. Мы невидимы простому человеческому глазу. Наш организм – это энергетический сгусток, в человеческом понимании – душа. Люди думают, что душа – это часть их организма. А душа – это наша сущность, с другой планеты. Человек искусственно создан нами, несовершенное создание, он всего лишь оболочка, сосуд для временного пребывания нас. Как только человеческое тело рождается, в него вселяется сущность или душа. По принципу матрешки – своеобразная модель нашего

Вселяясь в тело человека, душа блокирует память о предыдущих жизнях сущности, но остается информация на оперативных носителях. Вскрыть оперативную память и извлечь информацию, могут только особенные люди. Эти люди, имеют неразрывную связь с сущностью. Их на земле ограниченное количество, которые посвящены. Раньше их называли жрецами.

Мы не можем существовать на Земле в нашем энергетическом образе по многим причинам, поэтому вселяемся в физическую оболочку созданного нами, человека. Как в скафандр. На своей планете, мы свободно существуем без оболочки. У нас могущественная цивилизация, которая создала много, в глобальном, вселенском масштабе. Земля – это часть нашего проекта.

Бывает так, что человек подвергается какому-то сильному воздействию, и душа на время покидает тело или навсегда. Тогда, человек становится биороботом, пустышкой без чувств. Или просто погибает, умирает. Он не помнит себя и о себе ничего. Это небольшая недоработка наших ученых. Поэтому, через некоторое время, в это тело вселяется свободная душа. Обычно душа может жить от трехсот, до двух тысяч лет. Человеческое тело, существует около двухсот лет, потом оно приходит в негодность. Замену этому телу, пока не нашли. Но мы работаем над этим.

Человек, не ценит себя, он недружелюбен к своему телу. Возможно, это происходит потому, что в него уже заранее заложена программа самоуничтожения, временность происходящего. Раньше, продолжительность жизни, человеческого тела, была более трехсот лет, и оно было гораздо просторнее, больше. В связи, с некоторыми галактическими катаклизмами, Земля поменяла ось и положение во Вселенной. И организмы, на Земле, стали мельчать. Земле стало легче, нести на себе более мелкие создания, чем гигантов или великанов.

Я родился в 1905 году деревне Альдия Моршанского уезда Тамбовской Губернии, в семье зажиточных крестьян. Нас в семье было одиннадцать детей, и я был средним. Это не самая большая семья, а скорее средняя. Себя помню примерно с трех лет, и то маленькими отрывками. По всей видимости, наиболее яркими событиями, память отразила это в моем сознании.

С босоногого детства, взрослые, приучали нас к земле и уходом за скотиной. Со старшими детьми, я бегал за козами и овцами по полям и лугам. Загонял их в хлев, после пастбища. Пасли коров, на пару с собаками. Став постарше, ходил со сверстниками за плугом. В деревне жили бедно, но у нас всегда было мясо, молоко, яйца и хлеб. Жаловаться было грех.

Из нашего хозяйства, местные купчие люди, затаривались продуктами, пшеном, яйцами, медом и мясом. Они везли все это в город и дальше, в Москву. Подростком, я слушал, как общаются взрослые. Как обсуждают урожай и качество выращенной пшеницы, удои молока, жирность мяса и всякие мелочи по улучшению урожайности. Проблемы пчеловодства и размеры пасеки.

Примерно с десяти лет, я познакомился с соседской девочкой Чивчихиной Наташей. Мы вместе бегали за коровами на пастбище, ходили рыбачить на речку и собирали грибы в лесу. Мне она очень нравилась. Симпатичная такая была. Тоже из большой семьи, только там она была младшая. Родилась в один год со мной. С годами она стала ещё красивей. К четырнадцати годам Наталья стала красавицей, невестой на выданье. Парни засматривались на неё. А сама девушка, перестала со мной общаться так, как общались по детству. Все больше засматривалась на взрослых парней. Я перестал её интересовать.

Хорошо помню, в деревне стояла деревянная Церковь Покрова Пресвятой Богородицы, построенная еще до моего рождения. Мы с семьёй ходили в неё, когда шла служба. Добротное сооружение из дерева, собрано без единого гвоздя.

Россию сотрясали политические перемены, и эта волна докатилась до нашей русской глубинки. Крестьяне, которые не смогли жить в новых условиях, перебрались в города. Побросали свои нерентабельные земли и продали жидкий скот. Их хозяйства, загнулись ещё во времена моего нарождения. В деревне осталось всего два крепких хозяйства, наше и Чивчихиных.

Чивчихины держали мясных коров, породистых лошадей, огромные поля с пшеницей и рожью, а также мелкую птицу. У них во дворе стояла мельница, где они вымалывали муку. Сразу фасовали по мешкам. От покупателей не было отбоя. Купчие приезжали колонной подвод и увозили все оптом. Работа шла ежедневно.

Мы, в своем подворье, занимались тем же, но не составляли конкуренцию, а скорее дополняли друг друга. Нас спасала пасека, мед раскупался также хорошо, как мука Чивчихиных. Мы не держали породистых коней, зато у нас были молочные коровы и мясные куры, утки, гуси. Наши сады, благоухали весной и привлекали пчел для сбора нектара. Осенью, собирали спелые яблоки, груши и всякую ягоду.

Наташа, всегда говорила так: «Работа идет, контора пишет, рубль дадут, два запишут». Это она про мельницу и его управляющего. Тот ещё работяга – Иван Кудрявцев. Приехал из Харькова со своим сыном на заработки. Сына звали Иван Иванович. Он был младше меня на два года, и мы вместе грузили муку на телеги.

Вспоминаю: «В июле 1916 года, я находился с ребятами на рыбалке и случись такое, видел как Иван Иванович, подглядывал за девками на речке. Те стирали бельё, практически разделись, так как вокруг никого не было. Лес, речка и одни бабы. Мы рыбачили за лесом, в километре по течению от них. Так, девченки узрели, что за ними наблюдает парень, тихо окружили его и вытащили к реке. Раздели и сбросили в воду. Он потом к нам приплыл, без штанов. Вот хохма была».

Наташа тоже тогда участвовала в этой казни. Так вот после этого, они с Иваном Ивановичем сдружились. И я их видел вместе, они гуляли по деревне. Он гораздо здоровее меня и выглядел солиднее. Я же был маловат для Натальи, хотя она была одного со мной роста. Но года, не трогали меня. Все время оставался подолгу молодым. Ход старения замедлялся для меня. Уж не знаю, почему так происходило.

Наступил 1917 год, прошла октябрьская революция. Смутное время. Мы даже не поняли, что вообще происходит и кому верить. В деревне совсем не осталось работящих крестьян. Бабы оставались, а мужики уезжали в города. Купчие приезжали все реже. Мука лежала в амбаре, скотину резать перестали. Но мы все равно не развалились и держались на плаву. Так прошел год. В деревню пришли какие-то люди, с красными плакатами и флагами. По слухам их называли большевиками. Я все думал: «Что же это за племя такое – Большевики?» Зачем они пришли, назначили своего старосту, провозгласили призыв, в котором говорилось: «Земля народу!» И мне стало интересно: «Что за народ, которому предназначалась земля? А мы разве не народ?»