Матрос Специального Назначения
Шрифт:
Старшина второй статьи отпустил меня и начал вертеть головой:
— Караси! что подорвались? а ну-ка, жрать!
— Жрут свиньи, товарищ старшина второй статьи, — чуть ли не прорычал Федос, — видите, матрос с бачком горячим идёт. Зачем его посреди камбуза застраивать.
— Ага, — сказал из-за спины старшины Зелёный, — не по-матросски как-то.
— Ну, ждите полундры, караси. Вы оборзели вконец! я вас поповских дрочил и дрочить буду!
— Дрочить будете в туалете, — дерзко ответил Федосов.
Неясно, чем бы закончилась эта перепалка — дракой или кучей угроз и оскорблений, если бы не появление на сцене еще старшака с погонами главного корабельного старшины. Сухощавый парень с чубом, торчащим из-под пилотки, чуть прихрамывая, подошёл к нашему столу посмотрел на второстатейного старшину и, хищно улыбнувшись, скомандовал:
— Гхвоздь! што опять до салажат вяжешься! те, старые поповские, мало поджопников давали? вали в аппаратную, там мы с тобой патом похаварим.
Какой знакомый казачий акцент! В моем городе все мужское население именно так и „гхаварит“!
Старшина Гвоздь двинул плечом Зеленого и ушёл.
— Пацаны, хто Брейк? — спросил „чубатый“. Я, улыбнувшись, встал и пожал протянутую руку.
— Старшой, я ево заберу? — спросил мой земляк Федосова. Саня естественно отказать не мог, но в глазах у него явственно проскользнула грусть. Я сейчас пойду с земляком, а ему придётся „рухать“ для Михеля чай и сахар.
Старшина меня повёл не в расположение связистов, а куда-то за казарму, за которой стояли какие-то машины, от которых шли провода к неподалеку стоявшему антенному полю. Возле машин под грибком рядом с табличкой „ПУС“ стоял молодой матрос с красной повязкой и штык-ножом на поясе. Увидев старшину, он чинно отдал честь, с шиком кинув руку к черному матерчатому берету.
— Шо, есть хто с „рундуков“ али охвицеров?
— Никак нет, товарищ главстаршина! все убыли!
— Харашо, я с земляком у себя буду, если что — по второму коду. Вапросы есть?
— Никак нет!
Ух.ты, как у них всё отлажено — и отдание чести, и доклад. Я на этой части территории еще ни разу не был и на всё окружающее пялился с откровенным интересом. Мы прошли по дощатому настилу между машин, замаскированных маскировочными сетями. Главстаршина остановился возле одной из них, поднялся по металлической лестнице и постучал в дверь.
— Тибе сюды нельзя. Щас я проверю и пойдём ко мне в хоромы, — он кивнул на штабной прицеп, стоявший напротив.
Из-за двери высунулась голова какого-то матроса. В эту голову сразу же прилетел щелбан и вопрос:
— А что это мы, товарищ старший радист, открываем дверь, пароль не спросив, а? Сколько вас учить можно?
— Товарищ главстаршина, ну я же видел, что это вы, — начал оправдываться радист.
— Не гребёт! по концу смены — все резиновые коврики на палубе с посудомоем вымыть! Расслабились, пока я в госпитале валялся. Кто работает сегодня на центр?
— Обязательные сеансы отработали „Кальмар“, „Китобой“, „Краб“.
— Хорошо, дежурь, я у себя.
Интересно, когда земляк разговаривал с подчинёнными, южнорусского акцента у него как не бывало. Говорит громко, чётко и с властной ноткой в голосе. Настоящий начальник! Я даже немножко обомлел и начал побаиваться. По металлической лесенке поднялись в прицеп. Земляк открыл висячий замок на двери, включил свет и пригласил зайти вовнутрь. Я открыл рот от удивления. Настоящая добротная каюта, стенки аккуратно обшиты красиво обожженной фанерой. По бокам — две металлические кровати- ящики, столик с дисковым телефоном у задней стенки, два металлических сейфа. Доски с документацией, полка с книгами, магнитофон, эмалированный электрический чайник. Вот это да! Вот так живут мои земляки. Больше всего меня поразило, что на стенде, висящем над кроватью, было написано — „Документация начальника радиостанции“. Начальник! Главстаршина-срочник начальник — мой земляк! Для меня это намного круче, чем знакомство с капитаном третьего ранга Чернокутским.
Земляка моего звали Николай Маслов и мы хоть и были не с одного города, но зато с одного района. Посёлок, в котором проживал до службы Николай, я прекрасно знал, мы туда постоянно ездили со школы на уборку яблок и помидор. А вот в ДОСААФЕ мы обучались вместе — в нашем городском. Только Маслов учился в классе радистов, а заодно попутно отучился в парашютном классе. Я даже вспомнил, когда его и еще одного парнишку из нашего парашютного класса провожали в армию. Я тогда только начинал посещать секцию после недавнего семейного переезда из Грозного по увольнению моего отца в запас из армейских рядов. Чествование курсантов ДОСААФа, уходящих служить, было делом обязательным и я даже читал на торжественном собрании какую-то речь-обещание, что „мы молодые курсанты не посрамим… будем достойны…“. Николай вспомнил меня и даже, чуть посмеиваясь, припомнил как мне потом на общем „безалкагольном“ застолье налили полстакана водки, а потом выводили на улицу проблеваться. Вторым парнем, которого мы провожали, оказался тот самый матрос из второй группы роты минирования, с которым, после прихода с „бэдэ“, меня обещал познакомить Дитер. Парни из нашего ДОСААФА попали вместе в „киевскую“ учебку, а потом вместе по выпуску, упросив комиссию по распределению, уехали на флот.
Вот такие дела! Повезло — не то слово! Мы с хохотом вспоминали нашего парашютного инструктора Маратыча — старого десантника „маргеловского“ разлива.
Маслов, во время разговора, откинул крышку одной из кроватей, начал доставать различные свёртки и коробки.
— Щас, повечеряем, мне тут сальца прислали. Дома кабана закололи — меня дожидался, да я на сверхсрок решил остаться, на учёбу скоро еду, отписал нехай колют, чего ему от старости околевать штоле.
Я сглотнул слюну, сала хотелось ужасно, но в баталерке сидел неприкаянный Федосов и наверно с грустью ожидал Михеля на чай.
— Николай Сергеич, извини пожалуйста, я бы с удовольствием, но не могу, ей-боху, не могу, — сам того не замечая, перешёл я на акцент.
— А шо таке? в хруппе проблемы али напряхает хто? За Гхвоздя не переживай — он серливый, тока перед салажатами выпендривается. Мене увидел — больше к вам не полезет.
— Та не Сергеич, мы бы Гхвоздя сами ухайдокали хде-нить за камбузом.
— Аа… тож „попята“ усе такие — што старшаки, перед вами „сошедшие“, всем гамузом дрались, шо вы сматрю. А што у тя случилось- то — давай балакай.
Я, как мог, обрисовал ему ситуацию про напарника, про приём баталерки, про чай для Михеля.
— Аа… Михель! жидёнок еще тот, но матрос-баталер неплохой. Так, пару раз сталкивался. Щас мы к тебе в баталеру пойдём — там и посидим.
Маслов начал крутить диск телефона.
— Экипаж! строиться у кунга! — рявкнул он в трубку, отключился, достал картонную коробку, покидал в неё свёртки. А у меня в голове словно щёлкнуло и вспомнились слова Михеля: „Заведите знакомство со связистами“. Ой, прав Николай Маслов! Михал Михалыч — жид еще тот! Наверняка что-то уже знал, ротные баталеры узнают все новости иногда побыстрее штабных матросов писарей. Баталеру знакомство — с каким-никаким, а начальником! — никогда не помешает. Ой, не зря он в нашу баталерку на чай собрался. Ротный писарь, ведущий книгу штатно-должностного учёта, постоянный гость у него. Значит, откуда я призвался, разузнать вообще ничего не стоит. А о том, что у меня есть главстаршина земеля, он наверно еще раньше минёров знал. Личность я немного „засветившаяся“ на пункте — со своей „клистирофобией“! — да и задействован был в „схеме“ старшаков по перестановке штатных единиц. Наверняка Михель просчитал все ходы-выходы-переходы. Пока я размышлял, Маслов уже собрал коробку и скомандовал мне на выход. Возле прицепа уже стояло три матроса, ожидая старшину.