Матрос Специального Назначения
Шрифт:
— Поеду, если что-то привезти, то только кассеты, сигареты и хавчик. По поводу водки надо к Зурабу, он по этим вопросам главный.
— Да нет, у меня вообще все просто, ты нам мелочь на бумажные поменять сможешь?
— Сколько мелочи?
— Десять рублей.
— Мелочи по сколько копеек?
— Двушками да копейками.
— Ха, вы чо — телефонный аппарат грабанули?
У меня сердце ёкнуло. Откуда он мог узнать, неужто по городу уже розыск идёт? Потом по ухмылке понял, что он спросил просто так, подначивая.
— Да нет, карасю одному брат меньший прислал, он у него в бутылке их собирал, а чего теперь с ними делать он и не знает, вот и попросил этот вопрос порешать.
— Да без проблем, два рубля с десятки — мне! если расценки устраивают, после общего построения подгребайте к парку к КТП (контрольно-технический пункт), мы там на инструктаж будем строиться, гоните башли, а на ужине я отдам бумажки. Есть у меня армян-киосочник знакомый, мелочь берет не считая, так что вопрос говно, но я-то за работу тоже должен иметь.
— Ого, давай рубль, мне, сам понимаешь, тоже с карася надо слупить чутка — хочу в субботу к вам на видик прийти.
— Хитёр бобёр, давай рубль, тебе скидка.
На том и порешали. Сразу всю мелочь отдавать не решались, мало ли что, вдруг обманет, потом придётся разбираться, а может и драться, а мы после воскресной драки ещё не отошли. Я его заинтересовал материально, намекнув, что мелочь еще не вся и наверняка придётся менять еще. После построения, Поповских поставил мне задачу взять нарисованный плакат и прибыть с ним к штабу, он там будет меня ждать у входа. Поэтому пришлось закидать одиннадцать пакетиков по рублю в противогазную сумку и с озабоченным видом и бешеными глазами, сломя голову, мчаться через всю часть к парку. Водители, собирающиеся возле КТП, мирно покуривали и на передачу «золотого запаса» не обратили никакого внимания. Наверняка, такие «передачи» различного характера и содержания здесь происходят постоянно. Через пять минут, я, взмыленный, с плакатом под мышкой стоял возле штаба и, как заведённый, вскидывал руку к пилотке, отдавая честь заходившим в штаб офицерам. Поповских подошёл и потащил меня за собой. В штабе я был в первый раз и с интересом пялился на дежурного за стеклянной перегородкой, бравых матросов в парадных форменках, стоявших штабную вахту. Поднявшись по трапу на второй этаж, капитан-лейтенант завёл меня в какой-то кабинет, уставленный столами и увешанный плакатами. Офицеры, работавшие за столами, приветствовали каплейта довольно фривольно:
— Привет, Володя! ну что, утверждать пришёл? Давай, показывай свои мазилки, сейчас шеф подойдёт — смотреть будет.
У меня в животе захолодело. Поповских так и не удосужился проверить мою «мазилку», а вдруг я сделал что-то не так. Подводить командира не хотелось. Возьмёт и заберет обратно подаренные мне сутки к отпуску. Каплейт мне кивнул, и я дрожащими ручонками развернул плакат и вытянул руки с рейкой повыше, чтобы всем было видно получше. Все находившиеся в кабинете подошли и стали рассматривать плакат. На некоторое время офицеры замолчали. Я начал мандражировать как перед парашютным прыжком.
— Зашибисссь, — произнёс какой-то из офицеров, — давай, согласую и пойдём к шефу, — плакат у меня выдернули из рук, разложили на столе, расписались, еще раз бегло осмотрели.
— Володенька, — приторно сладким голосом сказал офицер расписывающийся на плакате, — а кто это рисовал? неужто ты сам? ни за что не поверю — ты обычно к штабной культуре относился наплевательски.
— Кто-кто, сам неделю мучался, — нагло улыбнувшись, ответил каплейт, — весь по уши в ластиках и карандашах сидел.
— Дааа, ну ладно-ладно, пойдём к заму по боевой, не ерепенься.
Поповских взял плакат и, оглянувшись на меня, скомандовал:
— Стоять здесь, у двери! шаг влево-вправо — расстрел через повешенье! вспоминайте условия выполнения стрельб, или занятия по иностранным армиям! Приду — спрошу! Понял, матрос?
— Точно так, тщ каплей. ант? — браво гаркнул я.
Командир ушёл, я, стоя по стойке «смирно», начал перебирать в памяти условия выполнения стрельб с «воды», разработанные самим Поповских. «Береговой патруль, цель групповая состоит из… две ростовых фигуры на расстоянии… стоп, а по иностранным армиям, что вспоминать мы же свои штатные структуры учили, что у нас там отделение, взвод, рота, батальон, полк… всего в полку… на хрена он мне это напомнил?»
Ко мне подошли два штабных офицера и начали осматривать, словно какое-то заморское диво.
— Маатросиик, а кто плакатик рисовал — не ты случайно? — начали очень вежливо допрашивать меня. Сейчас, того гляди, и баночку под задницу предложат, и чаем напоят. Вон у них какой красивый электрический чайник, и заварничек фарфоровый, нам бы такой в баталерку.
— Матросик, не стой столбом, не бойся, твоего капитана еще минут десять будут мурыжить, — и тут же резкий переход к командному рыку, — отвечай! кто рисовал плакат!
Я от неожиданности вздрогнул, открыл рот, и, наконец-то догадался, что значит «вспоминай иностранные армии».
— Капитан-лейтенант Поповских всю неделю сидел в баталерке! два листа ватмана испортил! — гаркнул я.
— А не ты это случайно рисовал или другой какой матрос? — продолжили штабные допрос.
— Никак нет, капитан-лейтенант лично рисовал! я вообще не видел, я рукопашкой занимался, и… — я намеренно начал сбиваться и пучить в глаза, изображая усиленную мозговую деятельность.
— Ага, оно и видно, вся морда вон как изрисована, ты не пугайся матрос, передай тому, кто рисовал, что нам чертёжник нужен, служба здесь — халява! ни бегать, ни прыгать…
— Точно так, я передам капитану-лейтенанту Поповских, что служба здесь халява!
— Тьфу, действительно в голову ударенный, иди за дверь — жди там своего командира.
Я развернулся через левое плечо и строевым шагом вышел из кабинета, краем уха услышав обрывок фразы:
— По-моему, пиздит…
В той самой бухте, где мы проводили первые стрельбы на пляже, уже находилась группа «годков», выставивших оцепления и надувавших баллоном акваланга резиновую лодку.
Спуститься по тропинке Поповских нам не дал, пришлось лезть опять по скальному карнизу и спрыгивать вниз, сохраняя боевой порядок, ползать по песку и перекатываться. Тело нещадно ныло, ломило суставы. Все разведчики в группе постанывали, покряхтывали, словно столетние старички. Чего добивается Поповских, заставив нас снова напрягаться, когда можно было спокойно спуститься по тропинке? Наверное первым догадался Федос: