Матросы «гасят» дикарей
Шрифт:
– Будьте осторожны, парни, – понизил голос Мэрлок. – Я вовсе не уверен, что чем дальше в лес, тем приличнее здесь люди. Мы видные мишени на реке и понятия не имеем, где деревня дикарей. Мы можем проплыть мимо и не узнать, что она тут была, а можем нарваться на дозор, который закидает нас стрелами… Дымов, почему бы вам не прижаться к левому берегу?
«А почему бы не к правому?» – подумал Глеб, но спорить по мелочам не стал, покладисто начал загребать правым веслом.
Речка протекала как-то нелогично. Примерно за сотню метров до Анокомбе она свернула круто вправо – теперь уже градусов на сто тридцать – и стала втягиваться в беспросветную зловещую глушь. Джунгли уплотнились до предела, взирали на чужаков с явным непочтением, от них исходили недружественные миазмы, буквально физические,
Дикарь возник неожиданно, непонятно откуда! Рослый, широкоплечий, весь измазанный в грязи, в соломенной, набранной какими-то кольцами юбке, он вырос слева по курсу и взмахнул рукой! Подвести, уважаемый? Глеб оторопел, Мэрлок проморгал это чудное явление, но недремлющий Кенни пустил в папуаса короткую очередь. Задрожал раскаленный воздух, эхо от выстрелов забилось в пространстве, отскакивая от деревьев. «Акелла» промахнулся, дикарь нырнул за рослый бугор. Мэрлок прильнул к прицелу, охнул Глеб, бросая весло и хватаясь за автомат.
– Не стреляйте… – зашипел он. – Сейчас все твари сюда сбегутся, у них деревня неподалеку… Мы поймаем его, он без оружия…
И он уже собрался десантироваться в воду, но тут кочка, за которой спрятался человек-дикарь, разразилась исконным русским матом! Глеб оторопел, качнулся, едва не перевернув лодку. Переглянулся с американцами, но и те понимали не больше.
На всякий случай опустили автоматы.
– Эй, ты кто? – тупо спросил Глеб.
– Антонович, – сварливо отозвалась кочка.
– А ты… не врешь?
– Нет, блин, я дикий пещерный людоед, выдающий себя за Антоновича, – огрызнулась кочка, и вновь на свет божий стал появляться «дикарь» с поднятыми руками. Глеб сглотнул, что за чушь? А американцы вдруг начали как-то меленько и похабно хихикать, ладно хоть не стрелять. А ведь, ей-богу, это был Шура Антонович! С ног до головы измазанный глиной, на щеках устрашающие разводы, цивилизованную прическу прятала нелепая шапка с перьями из меха кус-куса. Но забавнее всего смотрелась соломенная юбка и диковатые сандалии из коры с веревками вместо ремешков. Хохот становился громче. Казалось, эти люди уже забыли, что стреляли там, где это делать нельзя категорически!
– Я так и знал, Шура, что ты только симулируешь эволюцию, – дрогнувшим голосом сказал Глеб.
– Да, это так, – согласился Антонович. – Решил на старости лет смыть с себя налет цивилизованности.
– И что тебя на это подвигло? Скажи, ты еще дружишь с собственной головой? О господи, Шура… – Глеб перемахнул через борт, выбрался на берег, загребая воду, и заключил товарища в суровые мужские объятия. Да ну его, такого голого! – отстранился, окинул взглядом, прыснул. Вылитый хулиган из «Операции «Ы», которого Шурик закатал в рулон обоев!
– Кончайте ржать, придурки! – грозно рыкнул Антонович, сверкая глазами. – Это не блажь, а суровая производственная необходимость! Вот, полюбуйтесь, – он повернулся, демонстрируя гору полезных вещей, лежащих в шаге от леса: миниатюрное каноэ на двух человек, автомат Калашникова десантного исполнения, мешок из волокон деревьев, забитый боеприпасами и остатками гражданской одежды, два бездыханных папуасских тела, вроде тех, на которых вчера уже насмотрелись…
– Неплохую ты собрал коллекцию, – похвалил Глеб.
– А вы чего тут шмаляете, как ненормальные? – зашипел Антонович на веселящихся американцев. – Спалимся из-за вас, ушлепков… Ржут, как дебилы, блин, – он плавно перешел на русский. – Палец покажи, а они уже в хохот, кретины… Ладно. – Антонович подобрел. – У этих бесноватых деревня, похоже, километрах в пяти, – он показал рукой куда-то по диагонали. – Здесь тропа, на этом участке они выставляют посты. Выстрелы услышат, но пока еще среагируют…
– Поплыли, – спохватился Глеб. – Скидывай трупы в воду и садись к нам – Боливар сдюжит. Бери автомат, мешок, больше ничего не бери. В дороге расскажешь, как ты докатился до такой жизни…
Они торопливо отгребали от места, где нагадили. Каноэ просело в воду, но пока уверенно шло и слушалось весел. Шура путано повествовал, он не мастак был выстраивать длинные, стилистически выверенные монологи. Прыжок из рубки в речку был пронзительной песней, едва не ставшей лебединой. Но Шура занимался в далекой молодости роупджампингом, поэтому не треснулся лбом о борт, а пролетел в нескольких сантиметрах от него. Он не видел, как спасались бегством присутствующие в лодке господа, поэтому о судьбе их даже не подозревал, хотя и имел смутное подозрение, что кто-то обязан уцелеть, ведь настоящий спецназовец и в огне не горит, и в воде не тонет! Он понял, что половина отряда накрылась ржавым тазом, когда обнаружил себя в кустах на правом берегу Анокомбе, а потом в ложбине над левым берегом протоки. Кенни он не видел, да и тот его не видел. Зрелище проплывающих по протоке дикарей, возвращающихся в стойбище с потерями и добычей, Антоновича потрясло до глубины души. Такое впечатление, что посмотрел «Клуб кинопутешественников» в 3D. Или во временную яму провалился! Сообразил, что у мужиков сгорают последние жизни. И смерть, похоже, начинает задумываться о бойцах «сводного интернационального» отряда. Дикари трещали, как сороки. Их и так не самые добрые физиономии буквально распирало от злости. Почему не убили пленников сразу, он как-то не задумывался. Страшно было задумываться… Натура у офицера такая – сам погибай, а товарища выручай. И только так, а не наоборот. Зверски уставший, он забрался на барк (очевидно, до появления Кенни), наткнулся в бардаке на автомат, мачете, перекусил тем, что нашел. При этом Антонович много думал, сделал правильный вывод и, вместо того чтобы топать за дикарями по реке, спустился по веревочной лестнице в овраг и через десять минут, по проторенной дорожке, добрался до того места, где дикари отбили у рэсколов девушек, а самих убили. И надо же такому случиться, что именно в это время против течения мимо Шуры плыла та самая флотилия, которую он настиг, срезав путь по оврагу. Он сообразил, что с дюжиной патронов в автомате долго не продержится и толку от этого не будет. По крайней мере, он на верном пути. Антонович спрятался в кустах, а когда дикари уплыли вверх по течению, протащился вдоль берега метров триста, пока окончательно не стемнело. Потом нагреб на себя листвы, веток, провалился в сон, надеясь, что за ночь его не растащат на кусочки местные плотоядные существа. Наутро он вновь ломился через джунгли (с мачете, в общем-то, терпимо), одолел километра четыре, грамотно делая передышки. Наткнулся на этот пятачок у берега, от которого по диагонали в глубь леса вела тропа. Рассудив, что тропа может вести только в деревню, Шура решил переждать, посидеть в засаде. Словно чувствовал, что появится кто-то из своих. Но до этого пришлось пережить несколько неприятных минут, когда сверху по течению из-за излучины вдруг появилось маленькое каноэ, а в нем сидели двое бдительных дозорных в «боевой форме». Надежды, что они проплывут мимо, не сбылись. Пятачок оказался одним из немногих, где можно было пристать. Плюс еще эта загадочная тропа в глубь джунглей… Шура попятился в лес, а эти двое образин высадились на берег, выволокли лодку и собрались пешком покорять тропу. «Война так война», – подумал Антонович и с голыми кулаками бросился на дикарей.
Охватившие его в эту минуту чувства можно было выразить только кулаками. В ближнем бою против опытного боксера эти двое не имели шансов. Он их убил и вытер о них ноги. А потом задумался: мы такие умные, что всегда находим оправдания собственной глупости. Патруль будут искать, но где и когда? И тут его осенило: надо сменить имидж. Отобрал у покойника мешок, затолкал в него свою одежду, измазался черной глиной, которой под деревьями было с избытком. Если уж и направлять стопы в деревню, где в заточении томятся пленники, то в таком виде, чтобы это не вызвало нареканий…
– Хватит, Глеб, приставай сюда. – Антонович ткнул в облезлый обрыв. – Какого смысла плыть дальше? Деревня – напротив, а если сместиться чуть влево, то пересечем ту самую тропу… Ну, что, дорогие «котики», – подмигнул он выразительно смотрящим на него американцам, – спрячем лодку и покажем этим засранцам, что морской спецназ умеет работать не только в водных условиях?
Под пологом развесистых деревьев казалось, что уже вечер. Солнечный свет сюда не проникал, было ощущение, что они находятся в громадном замкнутом помещении.