Матросы «гасят» дикарей
Шрифт:
– Все здесь?
– Трое всего, – отозвался Платов. – Я, Серега и Саймон. Девчонок отправили, как ты и просил, – резвые, между прочим, девчата, когда жить охота. А Шура тебя прикрывать остался…
– Да знаю я… – Он сбросил с плеча мешок, зарылся в него, выхватил запасной магазин и вставил в автомат.
– Отойдите, мужики, – буркнул он. – Толку от вас, безоружных. Отступите к тропе, присядьте там где-нибудь, поболтайте о делах насущных.
Антонович уже не стрелял. Это как-то начинало напрягать. Но нет, все в порядке, тень, согнувшаяся в три погибели, вывалилась из джунглей и упала, закрыв
– Глеб, стреляй… – сипел Антонович. – Они уже здесь, на плечах у меня висят…
Орала, неистовствовала грозная толпа. Такое ощущение, что через джунгли рвалось не меньше ста человек! «А почему не может такого быть? – похолодел Глеб. – Неужели не найдется на большую деревню сотни воинов? Свирепые, разобиженные, оскорбленные до кончиков своих холимов…» Он начал стрелять, и вдруг заклинило затвор! Патрон перекосился, Глеб чуть не взвыл от отчаяния. Подвело безотказное оружие. Треснул, закипая от злости, кулаком по затвору – что же ты, сука!
– Стреляй, Глеб, не спи… – умолял Антонович.
Он бросился к мешку, где там «глок» с пятью патронами? Невелика, впрочем, поддержка…
И тут ударили во фланг противника два автомата! Сразу все изменилось! Снова загуляли по джунглям огненные вихри, трещали ветки, осыпалась листва с деревьев и кустов. Каннибалы не выдержали, стали пятиться, отступать, теряя соплеменников.
А Антонович, почувствовав за спиной перемены к лучшему, метнулся с низкого старта, перенесся через мостик, затормозил, рухнув на колени, чуть носом не пробороздил тропу.
– Браво, – прокомментировал Глеб, чувствуя неимоверное облегчение.
– Мне-то браво, – проворчал Антонович. – А вот тебе очко в минус. С печки бряк, блин. Чуть в Валгаллу меня не спровадил.
– Затвор заклинил, подлюка, – простодушно объяснил Глеб.
И вновь сотрясались джунгли от автоматных очередей, а потом настала тишина, и с воплем на великом и могучем английском языке: «Не стрелять!» – из сельвы выбежали двое и чуть не кубарем покатились по мосту.
– Кстати, эти янки уже второй раз реагируют с опозданием, – беззлобно заметил Антонович. – Складывается впечатление, что без чашечки кофе и биг-мака каждые полчаса они вообще не способны работать ни телом, ни головой.
– И при этом дважды спасают наши задницы, – усмехнулся Глеб. И подумал: «Впрочем, самая трудная работа все равно достается нам».
– С вами все в порядке? Все живы? – выдохнул Мэрлок, первым спрыгивая на левый берег. – Сильно извиняемся, Дымов, что не смогли подоспеть раньше – пока сориентировались, куда бежать, пока нашли позицию, чтобы ударить по этим «индейцам»… Саймон, дружище! – взревел Мэрлок и заключил израненного офицера в такие медвежьи объятия, что затрещали последние целые ребра. А блондин Кенни, временами проявляющий похвальную находчивость, ударил длинной очередью по настилу моста, выламывая из него крепежные перемычки и делая конструкцию окончательно нежизнеспособной…
Истории неизвестно, провалился ли мост под весом дикарей, или они были деморализованы настолько, что не смогли продолжать погоню, но позади бегущего спецназа все было тихо. Перешли на шаг, передохнули. Возникала странная уверенность, что если двигаться строго на восток, то рано или поздно они упрутся в Анокомбе, а там и катер под боком. Эту уверенность разделял не только Глеб, но и многие другие, приученные ориентироваться на местности.
– Что-то не хочу я обратно в строй… – пошутил побледневший Становой и рухнул на колено. Его подхватили, ужаснулись, как же он бежал со своей стопой, которую насквозь проткнули копьем?! Зашатался с глупой улыбкой Саймон, стал клониться к земле – каждое движение в покалеченной грудной клетке рождало дикую боль. Задумался Платов – не примкнуть ли к теплой компании? Вздохнув, объявил, что, может быть, позднее, а пока он еще способен передвигаться.
Они ушли с тропы, которая тянулась в неизвестность, какое-то время продолжали движение. Но потом иссякла батарейка в фонаре, и стало совсем не интересно.
Место для ночлега выбрали в низине, окруженной роскошными зарослями папоротника.
«Дежурным не спать! – объявил Глеб. – Каждый дневалит по сорок минут, а с рассветом отряд отправляется дальше». Люди засыпали без задних ног, а Кенни, недовольно бурча под нос, первым потащился на пост. Ночь пролетела, как протяжный вздох.
Глеб дневалил последним, перед рассветом. Насилу поднялся, выбрался из низины, когда предутренняя муть уже рассасывалась и необходимость в кошачьем зрении отпала.
Возможно, он был неправ, но интуиция снова занервничала и стала на что-то прозрачно намекать. Он всматривался в сереющую мглу, в клочья тумана, накрывшие подлесок. Вроде все спокойно, но что-то в окружающем спокойствии было не так. Он решил не искушать судьбу, скатился в низину и стал будить людей. Разворчался Мэрлок, который снова был недоволен тем, что русский много командует. Зачем идти?
Лично его интуиция спит и ни о чем таком не говорит. Но беспокойство русского командира передавалось людям. Они опять отправились в путь. Не выспавшиеся, голодные, еле живые, брели по завихрениям тумана, временами падали на колени, слизывали росу с листьев.
Чувствительные организмы уже ощущали дыхание реки. Забрезжил просвет. Но это была еще не река. Изрытое буграми и рытвинами голое пространство между лесными массивами. Сто метров голого поля – опасное место, где люди как на ладони.
Перебегали попарно и по одному. Первым Антонович поволок Станового – тот прыгал на одной ноге и еще ухитрялся шутить, что делал Серега, в принципе, нечасто. Они свалились в траву на опушке, Антонович залег с автоматом, махнул рукой. Побежал Чеболья. За Чебольей – Мэрлок с Саймоном, которого приходилось поддерживать, словно выпившую барышню.
– Давай, командир, – улыбнулся Семен. – А я за тобой.
Глеб не чувствовал подвоха. В целом, ничего необычного, если бы интуиция нас всегда выручала, мы жили бы вечно. Он припустил через пустырь, сжимая за цевье автомат, затвор которого минувшей ночью прочистил и продул. Пробежал половину поля, обернулся. Семен уже ковылял из леса, широко улыбаясь и подмигивая, дескать, все в порядке, к дикарям не переметнусь. Укололо что-то под ложечку. Неспокойно стало на душе у Глеба. И только добежал до опушки, перепрыгивая через глубокие борозды, как окраину дальнего леса огласил истошный боевой вопль, и несколько размалеванных дикарей с луками и копьями выбежали из джунглей!