Матушка
Шрифт:
Сколько мать просидела в тягостных раздумьях у изголовья сына, охраняя его сон, она не знала. Должно быть, немало: лунный свет стал не таким ярким, зато небо за окном посветлело. Марк заворочался, что-то бессвязно пробормотал и сжал кулаки. Ирина склонилась над ним, едва касаясь, отвела со лба влажную прядь, поцеловала и прошептала, как бывало:
– Ш-ш-ш! Все хорошо, сынок! Все хорошо! Мама здесь, мама прогнала дурной сон!
Руки сына разжались, сведенные брови разгладились, он перевернулся на другой бок и задышал спокойнее. Лицо его в этот миг показалось Ирине таким юным и по-мальчишески безмятежным, что она наконец сломалась.
«Сегодня! –
И все же, даже приняв решение, жрица Лунной Госпожи не могла начать претворять его в жизнь без благословения своей богини.
В крипте было на удивление сухо и тепло. Преклонив колени перед небольшой статуей находящейся в тягости обнаженной женщины, увенчанной поднявшим рога месяцем, Ирина бросила в курильницу горсть сухих трав, закрыла глаза и зашептала:
– Мать всего сущего, дарительница жизни! Руки твои – над миром, глаза твои – звезды небесные, ты все видишь и все знаешь. Скажи, верно ли я поступаю и жив ли еще мой сын?
Горьковатый дым мягкими, густыми волнами поплыл по залу, и, вдохнув его, женщина в бессчетный раз увидела свое тело, распростертое на камнях пола. А потом она воспарила куда-то вверх и оказалась в переливающейся тысячью оттенков безбрежности.
Но в этот раз все было по-другому. Всегда такая безмятежная во время единения с богиней, Ирина почувствовала тревогу. Будто что-то исподволь пыталось проникнуть к ней оттуда, извне. Что-то такое, чему здесь не было и не могло быть места. Цвета окружающего ее мира с каждой секундой перетекали друг в друга все стремительнее, спокойные краски становились болезненно яркими, мелькали перед глазами каким-то чудовищным калейдоскопом. Не выдержав, женщина попыталась вернуться в свое тело – и не смогла. Какая-то сила легко, как пушинку, отбросила ее назад. Еще миг – и невидимые путы оплели ее руки и ноги, не давая пошевельнуться. А потом раздался голос, и как же он отличался от ласкового, успокаивающего голоса ее покровительницы!
– Я вижу тебя!
– Кто ты? – выдохнула Ирина, силясь освободиться и безмолвно призывая Лунную Госпожу.
Смех плетью хлестнул ее по лицу.
– Твоя жалкая богиня ныне не защитит тебя, жрица. Сила ее на исходе, на алтарях нет приношений, а в развалинах храмов пасутся козы. К тому же ты отдала свой знак сыну, не так ли? Глупо и опрометчиво. Он не смог помочь ему, зато я теперь волен сделать с тобой все, что пожелаю. Могу просто убить. Могу заставить страдать так, как не страдало еще ни одно живое существо. Могу навечно заключить твою душу между тем и этим миром или отдать на потеху таящимся за гранью чудовищам.
– Кто ты? – повторила пересохшими губами женщина. «Проб! Что с ним?!»
– Тзотан, цепной пес повелителя мира Вранга, идущий по следу его врагов.
– Чего ты хочешь?
– Твоей покорности и служения. Ты упростила мою задачу, сама выйдя в Тонкий мир. Это хорошо. Слушай и запоминай. Утром в твой дом придут три человека. Убей их или погрузи в сон, если сможешь, а если нет – задержи настолько, насколько возможно. Я и мои слуги уже в пути, мы все равно рано или поздно настигнем их, но повелитель Вранг не хочет ждать.
– Кто эти люди?
И снова удар – невидимый, но от этого ничуть не менее свирепый.
– Они – враги повелителя, большего тебе знать не нужно. Давай-ка я лучше покажу тебе кое-что занимательное…
Миг – и перед взором Ирины предстал Проб. Обнаженное тело сына, распятое между двух вкопанных в землю столбов, покрывали страшные раны, оставленные огнем и железом, голова безжизненно повисла, и лишь еле заметно вздымающаяся грудь показывала, что он все еще жив.
– Крепкий парень, – издевательски произнес назвавшийся Тзотаном. – Крепкий и упрямый. Можешь им гордиться, жрица, – он один из немногих не побежал, когда мы растерли в кровавую жижу армию василевса. Твой сын сражался до конца там, где любой другой давно бросил бы оружие и взмолился о пощаде. Впрочем, хотя повелитель Вранг и милостив, твоему сыну не было бы прощения – слишком много коней степных воинов благодаря ему вернулись с пустыми седлами. Теперь души их всадников не найдут пути в Радужные Луга, если их погребальные костры не окропит кровь убийцы. А ведь среди них – младший брат самого повелителя… И все же есть смерть и смерть. Ты уже познала мою мощь, но мне все же кажется, что ты недостаточно хорошо усвоила урок.
Не в силах сдержаться, Ирина беззвучно закричала – дикая, невозможная, нестерпимая боль охватила каждую клеточку ее тела. Казалось, чьи-то грубые пальцы, с легкостью ломая все возможные преграды, выворачивали ее наизнанку, обнажая даже не кости и жилы – чувства, мысли, надежды. Разрывая на части душу. От этой могучей, злой силы не было спасения, от нее не могло быть тайн.
Потом, так же неожиданно, пытка прекратилась.
– Теперь тебе все ясно, жрица? Против меня ты – меньше чем ничто. Бойся прогневить меня, ведь у тебя есть еще один сын, правда? Прекрасный мальчик. Совсем еще молодой, жадный до жизни… Хочешь, чтобы он испытал то же самое или еще что-нибудь похуже? Нет? Что ж, теперь это зависит от тебя, и только от тебя. Помни об этом, жрица, когда утром трое войдут в твой дом. Помни!..
Медленно, очень медленно Ирина приходила в себя. Она лежала на полу крипты, затекшее тело немилосердно ломило, а в левой руке было что-то стиснуто. С трудом разжав побелевшие пальцы, женщина вскрикнула: то был серебряный амулет с изображением Лунной Госпожи, покрытый запекшейся кровью, на разорванной цепочке. Тот самый, что она получила когда-то давно при посвящении. Тот самый, что три года назад своими руками надела на шею Проба.
Как во сне, женщина поднялась по ступеням, заперла за собой дверь и вошла в дом.
– Матушка!
– Марк!
Прижать его к себе, ощутить его тепло, услышать стук его сердца.
– Марк, мы уходим. Сегодня. Сейчас!
«О Богиня! Что я говорю? Куда идти? Где спрятаться? Он все знает, все видит. От него нет спасения…»
– Но…
– Не спорь со мной, мальчишка! Я – твоя мать, и… так надо, сынок, поверь! Просто поверь мне, я ведь никогда тебя не обманывала!
«Поверь, хотя я сама себе не верю. Потому что знаю – нас найдут всюду. Знаю так же отчетливо, как и то, что, когда это случится, я не смогу защитить тебя, мой маленький, – даже ценой собственной жизни… Как не смогла защитить твоего брата…»
– Я знаю, матушка. Но ночью… ночью ко мне приходил Проб.
Непонимающий, наполненный мукой взгляд матери остановился на спокойном лице сына.
– Он был в золотых доспехах и алом плаще, такой красивый, как солдат Небесного Воинства на фресках в храме. Сказал, чтобы я ничего не боялся и успокоил тебя. Что ему хорошо и теперь он всегда будет с нами. Если только…
– Если только что?
– Если только мы не отступим. Как он, до конца. Еще сказал: завтра утром от нас с тобой будет зависеть очень многое. От тебя и меня, представляешь?