Мауи и Пеле держащие мир
Шрифт:
Кабир Хареб под шумок исчез вместе с Норной, а Уззу очень откровенно выразила симпатию Гиене Ларсену. В ходе танца женщине совсем нетрудно это сделать. У пилота-инструктора не было причин игнорировать эти знаки, и вскоре, он в компании юной сомалийки оказался в одной из хижин-бунгало. Никаких препятствий к позитивной реализации основного инстинкта…. Но эротическая игра уже через несколько минут пошла как-то странно.
— Уззу, ты как вообще себя чувствуешь? — озадаченно спросил пилот-инструктор Ларсен.
— Как чувствую? — она несколько
— Ну, просто мне показалось, что тебя это, как бы, не заводит.
— Нет-нет, все хорошо. Наверное, у тебя раньше не было женщин с Африканского рога.
— Верно. Не было.
— Вот! А у нас есть особенности, поэтому… Просто, мне хорошо, а ты не замечаешь.
Не то, чтобы пилот-инструктор поверил в это объяснение (точнее, он ни капли не поверил), но спорить в такой момент с девушкой нереально и неправильно. Она хотела, чтобы все было, как будто хорошо, и мужчине оставалось только подыграть и доставить ей хотя бы капельку того эмоционально-физического счастья, ради которого адекватные люди и занимаются любовью. Кажется, ему удалось — в некоторой степени. Но, когда потом они просто лежали рядом, он не решался спросить, опасаясь, что Уззу опять соврет. Так что она начала разговор первой.
— Странно. Ты удивительно-ласковый, а у тебя такое имя: Гиена. Хищное, жестокое.
— Это сокращенное имя, — ответил он, — а полное: Гитанараяна.
— Гитанараяна, — шепнула она, и пробежала пальчиками по его животу, — вот это твое имя, такое шепчущее, как длинная тихая волна, гладящая камешки. Гитанараяна. Оно что-то значит, да?
— Песня в честь божества, — сказал он, и добавил, — это на санскрите, древнеиндийском языке.
— В честь какого божества? — спросила Уззу.
— В честь того божества, которое поддерживает, которое дает надежду и защиту.
— А-а, — откликнулась юная сомалийка, и снова зашагала пальчиками по его животу, — а вот мы, халфиты, верим, что не существует ни одного целого бога. Есть только половинка бога.
— А другая половинка? — поинтересовался пилот-инструктор.
— Другой нет. Пустота. Ничто. Поэтому мир так устроен. Но, это трудно понять. А скажи, как получилось, Гитанараяна, что ты американец, но имя у тебя древнеиндийское?
— Я канадец, — поправил он, — но религия моих родителей: веданта. Когда я был маленький, мы переехали в Микронезию. Они потом вернулись в Канаду, а я остался. Моя земля, это море.
— А-а, — произнесла она, — а я родилась у мусульман в Сомали. Не повезло.
— По-моему, — ответил Гиена, — про такие ситуации лучше думать в стиле: «прошлое прошло».
— Да, — согласилась Уззу, — так лучше, если получается. Но у меня не очень получается. Давай, поговорим про другое. Про что-нибудь радостное.
— Давай про тебя? — предложил он, — Я буду рассказывать тебе про тебя, а ты слушай.
— Но, Гитанараяна, ты же, наверное, про меня ничего не знаешь.
— Конечно, я не знаю, и я буду фантазировать. Но когда произнесу вслух, оно станет таким же настоящим, как то, что, будто бы, было на самом деле. Такая древняя магия. Вот, слушай…
Следующее утро, 9 декабря.
Впору было удивиться четкости организации работ сальвадорско-сомалийского «рыболовного кооператива». Несмотря на вечернюю фиесту, график не нарушился, и за ночную смену на две «Черепахи» было установлено роботизированное управление. Как раз два таких аппарата могли поместиться в трюм летающего грузовичка «Miles Aerovan». Вот их загрузили, три минуты на рукопожатия, поцелуи и дружеские слова, а потом — разбег и взлет. Мы на войне, такие дела…
…Джой Прест Норна (занимавшая в этот раз не место пилота, а место штурмана) оглянулась, и проводила взглядом атолл Абариринга, уплывающий по диагонали вниз и назад.
— Замечательный поселок, правда, Гиена?
— Ага, — отозвался пилот-инструктор, — когда я бываю на таких площадках, то думаю о том, что будущее, которое мы строим, это не столько техника и технология, сколько такие команды.
— Социология, это тоже технология, — заметила она.
— Для тебя, Норна, это так, а для меня команда людей, это нечто больше. Это дхарма.
— Дхарма такой неоднозначный термин, — сказала директор инноваций Народного флота, — если перевести его, как структуру в гуманитарной кибернетике, ты заявишь, что это слишком узко.
— Заявлю, — подтвердил он, — ведь дхарма, это не просто алгоритм, это эмоциональное поле.
— Ладно, я не буду переводить. Из меня бестолковый гуманитарий. Поговорим о грузе.
— Давай, — согласился Гиена Ларсен.
— …Так вот, груз. Медленная умная незаметная торпеда дальнего радиуса действия. Она будет весить тонну с четвертью в боевом состоянии, я не ошибаюсь?
— Ну, примерно так. И что?
— …Значит, — продолжила Норна, — эту торпеду можно перевозить на небольшом гидроплане и наводить на цель из точки в открытом море. Атаковать морские караваны, проще говоря.
— Нет, вряд ли. У морских транспортов скорость 20 узлов, а у «Черепахи» 3 узла. Любое малое смещение курса каравана, и атака сорвалась.
— Да, пожалуй, тут ты прав. Но, мне кажется, что-то есть в идее запуска из открытого моря.
— Что-то есть, — согласился он, и после паузы сказал, — по твоей схеме из открытого моря надо атаковать не караваны, а стационарные береговые объекты. Портовые комплексы, типа того.
— Классно, Гиена! Конечно, порты! Но в первую очередь, нефтяные платформы! Вот это будет реальный пинок по яйцам оффи! Минуту, я сейчас отправлю директиву на выбор целей.
Норна вытащила палмтоп из кармана и стала строчить на виртуальной клавиатуре текст. Этот процесс занял минут пять, потом она отправила сообщение и продолжила разговор.
— Гиена, когда мы будем на Тувалу-Нукуфетау?
— Через 5 часов, — ответил он, — считай, примерно в полдень.
— Это нормально, — сказала она, быстро что-то сопоставив в уме, — сейчас объясни мне в общих чертах: что такое «Аэронавтик Радио-Ломбардия», он же ARL?