Мавр сделал свое дело
Шрифт:
— Говорят, Костолевский жил затворником? — решилась спросить я:
— Я его редко видела. До Озерной далеко. А раньше у них дача здесь была в конце улицы. Еще его супруга, царство ей небесное, жива была. Потом как бросились все у озера строить, ну и они туда. Богатые к богатым. Хотя место там нехорошее, — совершенно неожиданно заключила она.
— Это в каком же смысле? — заинтересовалась Танька.
— А во всех смыслах. Мне свекровь сказывала, раньше на то озеро без особой нужды не ходили. Нечисть там всякая. Вы, поди, в такое не верите, а старики раньше верили. Не зря возле озера никогда не строились. Говорят,
— И они с тех пор по ночам ходят? — стараясь быть серьезной, спросила Танька.
— Ходят не ходят, а место дурное. Вы вот, может, думаете, бабка из ума выжила, а я вам точно скажу: стариков слушать надо. Уж если сказали: дурное место, нечего и соваться. Первым там дом построил какой-то большой начальник из города. У самого озера, только с той стороны. Не хотелось ему с людьми, хотелось самому по себе. Вот и отгрохал. Таких домов тогда здесь и не видывали. В три этажа, балкон. Зинаида, соседка моя, была у них в домработницах. Сам-то здесь не жил, только на выходные приезжал, а жену здесь держал. Она его лет на двадцать была младше, взбалмошная баба, все ей не так да не этак. Провинилась перед ним в чем-то, это Зинаида так думала, все в город рвалась, а он ни в какую. Поселил ее здесь не одну, а со своим сыном. Мальчишка немой и слабоумный. Года три прошло, парню было лет шестнадцать, мачеха на него все жаловалась, хотела, чтобы муж его в специнтернат определил, но он был против…
Таньке надоели цветочки, она нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, я же слушала со вниманием, а чтобы сестрица не мешала, незаметно продемонстрировала ей кулак. Танька вздохнула и вновь сосредоточилась на розах в палисаднике.
— Что было дальше? — спросила я;
— Дальше? Зинаида выходной взяла, в город поехала, зуб лечить. Приходит утром, хозяйка в постели лежит, задушенная. А парнишки нет нигде. Только через неделю нашли, прибился к пристани.
— Мертвый? — нахмурилась Танька.
— Само собой. Убил он мачеху да с перепугу сам утопился. Так тогда решили. Хозяин в больницу слег, а дом продал. Какому-то художнику из Москвы. Вот уж нет у людей ума, дом покупать, где такое было. Хотя, говорят, продал дешево, а художник-то его весь перестроил. Дом этот долго возле озера один стоял, точно бельмо на глазу, потом еще двое выстроились, потом как грибы полезли. Это я вам все к тому рассказываю, что стариков слушать надо. Раз дурное место — значит, жить там нельзя. Не послушали — и вот три убийства. Сроду у нас таких страстей не бывало.
— А когда эта история произошла?
— Ну.., лет семнадцать назад. Да. Костик мой в пятый класс ходил. Точно.
— А фамилию этого начальника не помните?
— На что она мне? Можно у Зинаиды спросить, она у них работала, должна знать.
Тут раздался характерный звук, и в облаке пыли мимо пролетел мотоцикл.
— Васька Черт, — в сердцах сказала тетя Клава. — Чувствую, он кота погубил. Бездельник великовозрастный. Сидит у матери на шее. Ну, натуральный черт, не зря прозвали.
Я на мгновение замерла, а потом полезла с расспросами:
— Черт — это прозвище?
— Прозвище. Это Елены Евгеньевны сын, Васька Шутиков. Ему лет одиннадцать было, когда он штуку выкинул: детня у нас тогда возле кладбища собиралась, вы видели, наверное, кладбище рядом с поселком.
— Видели, — кивнула я.
— Ну вот, там церковь разрушенная, возле нее и гуляли. Разожгут костер, песни поют. Со всей округи собирались. А Васька приделал себе рога и хвост, улегся на могилу. И как туман начал подниматься, он возьми и появись. Что было… С той поры и прозвище. И в самом деле черт, нет на него никакой управы. Девчонок его дружки на мотоцикле сбили — откупились. Разве ж это дело?
— Местечко тихим не назовешь, — нервно усмехнулась Танька, когда мы, простившись с тетей Клавой, возвращались на Озерную. — Хозяйку послушать, так здесь сплошь убийства. Охота тебе о всяких ужасах выспрашивать?
— Я разобраться хочу.
— Кто Ирину убил? А зачем тебе убийство семнадцатилетней давности?
— Не знаю. Может, пригодится. Странно, что об убийстве Леопольда говорят так мало, ведь он местный.
— Может, и говорят. Ты же слышала, к тем, кто на озере живет, здесь отношение особое, их своими не считают. И не любят. Что, в общем-то, объяснимо. А Леопольд с Костолевским дружил. К тому же он не такой, как все, и характер у него был скверный. Скверный, — упрямо повторила Танька. — Оттого его в поселке, скорее всего, не жаловали. Ты о чем все время думаешь? — спросила Танька, приглядываясь ко мне. — Лоб морщишь?
— Ты кличку этого Васьки слышала?
— Ну…
— А Леопольд сказал, что Ирка связалась с самим чертом.
— Так он же фигурально, — удивилась сестрица.
— А если нет? — повернулась я к ней.
— Ты хочешь сказать, что этот парень на мотоцикле ее любовник?
— Возможно, ее любовник, — поправила я. — Хотя «связаться» может иметь и другое значение: примеру, они заключили некое деловое соглашение.
— Точно. Дядю укокошили, а потом он Ирку убил. Куда, блин, менты смотрят? Все же яснее явного.
— Менты смотрят куда им положено, — слегка умерила я пыл сестрицы. — Для того чтобы они заподозрили Ваську, желательно для начала узнать о нем.
— Это мы мигом…
Памятуя, как быстро Танька донесла до органов сведения о том, что Маша в ночь убийства отсутствовала в доме, я забеспокоилась.
— Ради бога, давай не будем спешить. Кто тут кого убил, еще вилами на воде. Для начала надо самим разобраться.
— Слушай, Ольга, это ведь опасно, — загрустила она. — Я серьезно. Если ты будешь здесь болтаться и приставать к людям с вопросами, тот же Черт мигом об этом узнает и неизвестно как отреагирует. Друзья у него сущие отморозки, они уже сбили двух девчонок и благополучно отмазались. Улавливаешь, о чем я? Мне и раньше твоя идея не нравилась, а теперь…
— Васька Черт — это самый старший в компании мотоциклистов, — не обращая внимания на слова сестры, заговорила я. — Он производит впечатление вполне разумного парня. По крайней мере, к нам не приставал и друзьям предлагал угомониться.
— Это потому, что он ментов раньше всех заметил, — не согласилась Танька с моей положительной характеристикой Черта. — Допустим, он осторожнее и даже умнее, чем его дружки. Ему, кстати, по возрасту положено хоть немного ума набраться. Но если он причастен к убийству, его ум нам не в помощь, а даже наоборот. Нет, не могу я тебя здесь оставить. Это ни в какие ворота не лезет.