Maxximum Exxtremum
Шрифт:
— Ну найди хоть сколько-нибудь!
— Ты уже начинаешь мной управлять!
Я уже обыскивал все свои карманы, в том числе и карманы рюкзака. Как же мной легко управлять! Как я доступен для масс! Как я беден и ничем не интересуюсь в жизни!
— Чем ты там шелестишь?
— Не купюрами, не бойся — теперича у меня таких пачек нету, живу я бедно!..
— Короче, если найдёшь семьсот рублей, звони.
Что и требовалось доказать. Я для неё ноль, лох (чем по сути и являюсь — давно уже согласен), что наверно к ней и привлекает (тоже уже согласен). Это, по своей природе, друзья, привлекает к героину или черняшке (другое, я думаю, здесь не подходит). Белый прямоугольник, заштрихованный прямоугольник…
Я обзвонил знакомых и сдал
С утра я случайно услышал по радио, что такие-то такие-то (Лошадиный Нос и Репа) находятся под следствием — заставляли школьников подделывать подписные листы, а потом кто-то — явно голосом Репы! — добавил, что её Пидорепину, скоро оправдают, а вот её «баська» вряд ли — у него на квартире произведён обыск, в результате чего изъяты три миллиона. ру. наличными и пистолет «Беретта». Неужели ж Репа сама про себя передачи клепает — на это, ей-ей, способна только она!
У неё оказался тот же сотовый, сама она такая же розовая, а в остальном всё изменилось — она встретила меня у дома Инны и сказала, что живёт с девушкой в соседнем, снимает — от жинки и дочки она ушла, работает на радио, делает передачу про криминал «Ночной дозор»! Я удох. Потом сказал, что хочу подарить ей книжку, но мне вот очень нужны деньги — двести рублей. «Что, наркобараны?» — сказала она, разлыбившись, выхватывая книжку (я вздрогнул: она-то откуда может знать?!), бросая мне стольник…
Грязные деньги на чистые помыслы.
2.
Вечером я был у неё.
Код не забыл, забыл какой её звонок. Она открыла дверь, дебильно улыбаясь. Как я соскучился по этой улыбке!
На полу был новый раздражающий узором взор линолеум, на стенах в коридоре новые модные тёмные обои. Когда я снимал свою (вернее не свою, а братцеву) дорогую кожанку, и она предложила её сдать, я уже без визуализации понял, что телевизора, центра, дисков, мобилы и многих шмоток здесь уже нет. В зале было пусто без него, и я, усмехнувшись, сказал, что пожалуй это единственно правильное решение, которое, ты, дчнка, приняла в жизни — сдать телевизор! Прошли на кухню, закуривая мои сигареты. Начала по-деловому, без предисловий:
— Сейчас всё принесут, надо только за машинками, сходишь?
Всё было как в старые добрые времена: я обувался у порога, а она стояла, облокотившись, в дверном проёме. Сердце моё сжалось.
— Ты с ним живёшь, с таксистом? — голос мой звучал совсем отрешённо.
— Нет…
— А с кем? — вопрос оказался точным.
— Ну… — на мгновенье на её лице скользнула её улыбочка, — так… с молодым человеком…
— Дрянь… — шёпотом сказал я, уже выходя.
У подъезда я встретил Кротковича — «Как только ты её бросил, она совсем сторчалась» — «Я?! С кем она живёт?» — «С Пашей» — «Кто это?» — «Нарик вон из того дома» — «Это он может сейчас заявиться?» — «Не бойся: его сажают в кутузку — лет на пять» — «За наркоту?» — «Не только — он угонял тачки». Такая вот информация…
Вскоре появился и он сам — приземистый, стриженый бобриком, весь такой обычный и примирённый — сразу видно, что человек сидел или нарик, или, как это чаще всего бывает, и то и другое. С ним пришли ещё три чувачка, мы зачем-то познакомились, отварили на кухне и вмазались. Они, видите ли, сдали очередную куртку, «угостили» Пашу с Зельцером, а мне, соответственно, досталось совсем мало, чем я был не очень доволен. И вообще возник очень нехороший казус с баяном — вернее, не возник — она сказала: «Моим вмажешься, не выёбывайся!» — я дрожащим полушёпотом (с боязнью, что сейчас она вспылит, разозлится и откажет мне вообще) попытался — чистая формальность — вот тебе, Алёша, и миг собственного выбора, ха-ха! — осведомить её (и себя) о том, что гепатит С наиболее опасен, неизлечим и против него даже сыворотки нет. Зато всем им было объявлено о моей «профессии» и о том, что я «пишу про наркотики» — сие почему-то вызвало живой отклик. Оказалось, что они не только подобно мне не читали Берроуза, Вельша и Ширянова, но даже и не слышали их фамилий. Самый матёрый чувачино (тоже отсидевший лет пяток), вдруг принялся очень экспрессивно и сбивчиво доводить до полуотсутствующего меня содержание какой-то «бля-такой-книги» — признаться, я даже заинтересовался, подумав, что вот они нарики тоже на нарах «набираются мудрости» — только через пятнадцать минут я понял, что он пересказывает говённый детективчик вполне авторитетного автора.
Больше меня конечно интересовало другое. Или то, что он касался её талии, ее жопы, а она кроме прочего лепетала как молитву «…ты же тут хозяин…», «…скоро поженимся» и «…хоть бы год дали…»!! Блять, схватить нож и выпустить ей кишки, раскромсать ее недовольную довольную рожицу!.. И этому убогому всодить по самую рукоять! — Я могу, я не должен это терпеть! Нахуя это мне?!!
Потом они взяли ещё, долго варили и распределяли — я очень ждал, надеялся и верил, но мне не причиталось вообще. Гости резко срулили, я тоже засобирался, тем более, что времени было уже около одиннадцати (!) — а в такой час не вот отсюда уедешь.
Надевая рюкзачок, я всё-таки запнулся — достал из него книжку и принёс на кухню показать ей. Что-то вроде удивления и возмущения попыталась изобразить она, когда увидела на задней стороне обложки сделанные ею — здесь же, на этой кухне! — фотки, в том числе свою. Позвала Пашу, сказала, что «вот Лёша написал». Они раскрыли книжку в начале и с большой сосредоточенностью и азартом прочли несколько слов — вслух, вместе, чуть ли не наперебой, но… по слогам. «А про меня здесь есть рассказ?» — детским голоском пропищала Зельцер, дрожащими лапками листая оглавление. «Вот, это рассказ про меня», — похвалилась она своему полусуженому (я даже на полсекунды испугался, что «он сейчас прочтёт и всё узнает»!), но он уже потерял интерес, а через секунду и она и уже протягивала мне книжку — ненужный, бесполезный, беспонтовый предмет.
Единственный, кто не прочитал мой уж давно надоевший всем роман, это она, Элька. Вот она какая — сидит, смотрит, и взгляд её затуманен. «Я и так всё знаю, хуль мне читать!» — говорит она с бахвальством, явно намекая, что это для вас О. Шепелёв автор и всё такое, а для меня — что-то вроде собаки. В отличие от интеллектуальненьких моих девочек она без очков. Все они читают много, что-то пишут и вообще. Даже 16-летняя Инночка! Зельцеру наплевать на книжки, её интересуют только её утроба и наркота. Кажется, меня ту.
Они пошли в магазин, а заодно и меня проводить. Было темно и холодно, мы стояли на остановке, а автобус не ехал. Меня всего ломало — мне представлялось, что вот сейчас, меньше чем через полчаса, зайдя с мороза и мерзкого ощущения чужого города, я нырну к ней под одеяло и окунусь в её ядовитое тепло… Я долго не мог решиться и улучить момент, но всё же сделал: дрожащим голосом обратился к ней: «Может, я у тебя останусь?» Она не удивилась — я чувствовал, что она думает о том же и хочет того же — хотя зачем?! — не буду же я, пока он спит, трахать её в сортире — да и она никогда в жизни не позволит себе такого… На всякий случай я сказал, что у меня осталось 60 р. — как раз на бутылку водки. Она переадресовала вопрос своему мужчине, и они отошли в сторону. «Может он и спать с нами ляжет?!» — услышал я его возглас, и не успел подумать, что всё пропало, как подошла она (явно довольная) и сказала: «Давай деньги».