Май-октябрь. Сборник рассказов
Шрифт:
Продолжается разговор, довольно оживленный. Муж… иногда тоже… вставляет фразу или две…
А я продолжаю…
Поглаживать ее там…
Стремясь постепенно ....
Подобраться… к границам его супружеской… собственности.
Ее ноги не разведены. Но и не сомкнуты.
Мне уже хочется убедиться, есть ли на ней белье снизу.
Потому что от лифчика она точно избавилась.
Тянуться под столом… все же неудобно… я тупо не достаю… до ТУДА.
Ребенок плачет, и она уходит, так и не позволив решить загадку.
Мы с Антоном остаемся одни…
И, хотя и пьяненький изрядно, парень ставит чайник на плиту.
Минут через пять иду в туалет, в доме вода и канализация, все цивилизованно…
Стиралка, корзинка с бельем, куда бросают загрязнившееся.
Меня неожиданно пробивает мысль…
Из-под крышки, будто специально, торчит клочок белой ткани.
Открываю пластик крышки корзины.
Поверх лежат белые женские трусы, с большим влажным пятном.
Задумчиво веду пальцем… Смазки много… Потекла, как сучка…
Хер встает снова, в полную силу, и приходится ждать, чтобы успокоиться, пописать и вернуться на кухню.
Теперь, когда она входит, я знаю, что под халатом она совсем голая…
И снова… твердею…
Стараясь… не смотреть на бедра. И на раскол грудей, покачивающихся под тканью…
Как же хочется…
Без стеснения, пока она стоит рядом… залезть рукой под подол…
Охватывая и сминая… ее голую попу!
Она перехватывает мой взгляд.
И… кажется… уголки ее губ … трогает победная улыбка.
Вечер заканчивается, переходя в ночь.
И … больше она не садится рядом!
Зато заботливо уговаривает родственника (меня то есть) заночевать…
Уже под невнятное мычанье мужа, то ли одобряющего, то ли протестующего…
Но скорее, он на своей волне.
Укладываюсь… Двери, по случаю духоты приоткрыты. Напротив маленькая комнатка ребенка с детской кроваткой…
Там успокаивающе горит матовый желтый свет.
Из спальни молодых доносится краткий шум… возня…
Мне крайне любопытно…
Хочется прокрасться и заглянуть.
В какой позе… Надя отдает супружеский долг.
Член вновь, который уж раз за день, напрягается.
Но возня почти сразу стихает.
Слышится мужское похрапывание
И… минутой позже… детское легкое хныканье…
Мама малыша появляется из мглы, почти не скрипнув ни койкой, ни половицами.
Босая… с распущенными волосами… В коротюсенькой прозрачной ночнушке…
Расхристанная…
В свете ночника просвечивают ее тяжелые груди.
Бедра покачиваются… широкие.
И, когда она склоняется над кроваткой…
Я, наплевав на все условности, родственные, генетические, моральные, уже позади…
Ее губы касаются лба малыша…
А мой малыш… уже касается непрошено и неотвратимо… ее нижних губ.
Она даже не прерывает едва слышную колыбельную.
Когда я овладеваю… чужой женой
Член погружается, словно в дьявольскую купель…
Жаркую и гостеприимно чавкающую.
Какое-то время силы воли хватает, чтобы раскачиваться почти в такт песенке.
Толчками через бедра матери, раскачиваю кроватку, убаюкивая малыша.
Но… недолго…
Я разряжаюсь, сдерживая стон…
Уже через минуту мы в комнате напротив. Надины крупные выразительные глаза снизу… Ее припухшие чувственные губы шепчут: «Это первое, чему я научилась…». И смыкаются на поникшем стебле. Видимо, у Наденьки были хорошие учителя… Ее усилия дают превосходный результат… Она увлекает меня за собой… на себя… Сильные ноги обвивают мои, фиксируя в захвате, не уступающим в профессионализме борцовскому… Стрела обречена попасть в яблочко. И попадает… внедряясь… глубже и глубже. Удовлетворенный вздох раздается снизу, когда колодец заполняется полностью.
–-Дядя Сережа… я была… плохой девочкой… дядя Сережа,– ее глаза искрятся похотливым безумием уже после первых толчков.
Я зажимаю ее соски, они словно из губчатой резины.
–-Плохих девочек… наказывают!
–-Да! Накажи меня, дядя Сережа! Накажи всеми способами, что знаешь!
К утру мне удается выполнить большую часть ее пожелания. Забыться недолгим сном удается только перед самым рассветом. Ухожу еще до завтрака, благодарно принимая влажную прохладу осеннего утра. Солнце уверенно взбирается на небосвод, и я невольно подмигиваю всемогущему светилу. Оно благосклонно лучится в ответ, рассекая редкие грозовые облака. Бабье лето обещает быть жарким.
3.Яблони цвет
Августовская жара под вечер отступила. С речки потянуло прохладой. Из беседки, возвышающейся над окрестностями, открывался прекрасный вид на излучину реки, на березовую рощу по ту сторону, уже частично приодевшуюся в золото, на пустынный пляж.
–А вот и они, наши Ромео и Джульетта!– Марина указала ладонью, с зажатым в ней пластиковым одноразовым стаканчиком, на две фигуры, показавшиеся у лестницы. Приемный сын, приехавший в лагерь отдыха навестить девушку, чинно шествовал с избранницей под ручку. Марина сделала очередной маленький глоток, аромат «изабеллы» приятно щекотнул ноздри. Артур незамедлительно подлил еще, оказавшись нежданно-негаданно совсем рядом. Настолько рядом, что ей пришлось отодвинуться. Да, не зря Светка попросила ее съездить сюда, глянуть на поведение благоверного. Андрейка запротестовал было, не желая появляться перед подружкой в сопровождении мачехи, но через час уговоров и маленьких уступок, сдался. Сергей закинул их сюда на авто часа четыре назад, и обещал забрать в двадцать ноль-ноль, предварительно позвонив. Время близилось, звонка все не было, Андрейка маялся, не решаясь поцеловать свою Оксану, а тренер спортлагеря «Солнечный», по совместительству муж Светки, все откровеннее проявлял знаки внимания к сопровождающей гостя.
Марина даже не заметила, как рука Артура легла на колено. Опомнилась лишь тогда, когда вторая мягко, но как-то по-особенному цепко, охватила грудь.
–Не надо, Артур,– она попыталась освободиться. Но в одной руке по-прежнему был стаканчик, который вполне мог опрокинуться на новое платье. А глаза, горящие страстью темно-карие глаза мужчины, смотрели так настойчиво, гипнотизируя, подавляя волю. А еще ладонь… Марина не могла понять, как он смог так умело завладеть ее грудью, что дыхание разом участилось и живот свело в порочном предвкушении. Ей уже хотелось, чтобы эти приближающиеся губы больше не медлили ни минуты, чтобы узнать, настолько ли умел муж подруги во всем остальном…