Маяк

Банников Иван

– Хес, несите нам мясо!

В полной тишине красиво оформленного обеденного зала они дожидались повара с мясом, кидая друг на друга раздраженные злые взгляды и раздумывая, какие ещё доводы можно было бы привести в пользу своей точки зрения.

Повар в зелёной униформе величаво вплыл в комнату, неся на вытянутых руках позолоченное блюдо, на котором исходило паром мясо, порезанное крупными кусками.

– Это что, тоже местный абориген?! – взвился Инспектор. – Вы совсем с ума сошли, подавать мне такое! Да я вас всех в тюрьму упеку!

– Да нет, ну что вы, достопочтенный господин

Инспектор, – медовым голосом пропел Начальник станции. – Мы решили угостить вас как раз тем великолепным вкуснейшим мясом, которое нам доставляют с родины в качестве продуктового снабжения.

Хор, однако, почуял в его голосе какой-то подвох и поэтому с огромным подозрением и пристальным вниманием следил за тем, как повар ставит блюдо на стол. Длинным острым столовым прибором гость разворошил мясо, но ничего подозрительного не обнаружил. Что ж, мясо вполне обычное, да и по цвету не похоже на местное.

Он наколол кусок и отправил его в рот. Пожевал, потом ещё раз пожевал и вдруг с удивлением пришёл к заключению, что не чувствует никакого вкуса и запаха. Как будто он ел какую-то непонятную волокнистую массу, которую, к тому же, невозможно было толком разжевать. Начальник станции, видимо, прекрасно понимая, что сейчас творится во рту и в голове Инспектора, смотрел на него триумфально, воздерживаясь, тем не менее, от комментариев. Только его довольное выражение лица заставило Инспектора потратить на мясо ещё минуту, прежде чем он со вздохом (и с облегчением) выплюнул кусок на салфетку. Стараясь не встречаться глазами с Начальником станции, Хор заговорил:

– Да, мясо отвратительное, есть его невозможно. И не в моих силах помочь вам. Но вы и меня должны понять! Кто-то из ваших сотрудников анонимно сообщил в центральный комитет Космической Корпорации, что вы грубо нарушаете устав Смотрящей станции. Вопреки политике невмешательства и отстранённого наблюдения, вы покидаете станцию, контактируете с местными жителями, убиваете их! И в довершение ко всему вы их ещё и едите! А ведь они разумны! И многочисленные тесты это подтвердили! Это непреложный научный факт! Они разумны! А то, что они пока значительно глупее нас, не означает, что вы имеете право их есть! Их цивилизация только зарождается, они ещё пока не покинули пределов своей планеты, их наука и искусство на очень примитивном уровне. Но они же разумны! Их нельзя есть! Поедая их, вы опускаетесь тоже до уровня дикаря, неразумного и несдержанного!

Инспектор поднял глаза и посмотрел в упор на Начальника станции, испытывая одновременно угрызения совести и раздражение:

– Поймите, Летер, я не могу закрыть на это глаза и оставить ваше преступление безнаказанным. Я буду вынужден сообщить в комитет по Этике Космической Корпорации. Я ещё мог бы прикрыть дело, если бы вы их просто убивали. Всегда можно списать это на самооборону или на научные нужды. Но поедание… Нет, извините.

Он упрямо сжал челюсть и продолжал смотреть на лицо Начальника, на котором выражение досады сменялось решительностью. Тот встал и отошёл к бару, уставленному разнообразными сосудами с напитками.

– Я понимаю, что сделать тут уже ничего нельзя. И ваше решение не переменить. И я не виню вас в том, что вы стремитесь к соблюдению закона. На безусловном соблюдении закона стоит наша гегемония в галактике. Я сам виноват, – он повертел в руках бутылку с какой-то зелёной жидкостью, а потом осушил её залпом прямо из горла. – На самом деле, я уже собрал вещи и готов отбыть хоть сегодня. Но сначала я хочу заявить, что мне не стыдно за то, что я ел мясо местных жителей. В нашей Вселенной полно существ, которые с ужасом и отвращением смотрят на наши пищевые привычки. Мясоедение редко встречается. Они полагают, что поедать мясо других существ неправильно и преступно. Что это жестоко. А я горд тем, что такова моя сущность.

Он медленно подошёл к окну и окинул последним спокойным взглядом просторы планеты, которую ему предстояло так позорно покинуть. В поле зрения попала кучка местных гуманоидов, толпящихся возле стен станции. И тогда ещё одна мысль мелькнула в голове. Он развернулся к Инспектору и воскликнул, моргая всеми десятью глазами:

– Но если бы вы знали, какие же вкусные эти земляне!

Шоковая терапия

***

«Пожалуйста, убейте меня».

Илья закатил глаза и перестал жевать. Блюдо оказалось невкусное и далёкое от оригинальности, шумные посетители за соседними столиками раздражали, слишком яркий свет бил в глаза, а на вульгарно раскрашенном лице официантки читалось откровенное презрение.

Он почти ощущал ненависть к навязанной еде, которую ему всучила настойчивая реклама, с утра привлекающая внимание к открытию нового ресторана в центре города.

«Как же мне скучно», – тоскливо подумал Илья, швыряя массивный бургер со сладким псевдо-мясом на пластиковую тарелку. Неприятно морщась, он вытер салфеткой руку и рот, скомкал её и бросил в тарелку.

– Ты чего? – тупо пробубнил с набитым ртом Антон.

– Надоело, – ответил Илья, вставая из-за стола.

Приятель лишь безразлично пожал плечами и продолжил активно жевать, уставившись в стол.

Злобно кривясь, Илья протолкался сквозь шумную толпу молодняка, загнанного в ресторан рекомендациями искусственного интеллекта, и с облегчением вывалился на улицу.

Вдохнув мёртвый загазованный воздух огромного города, он медленно побрёл по шумному оживлённому проспекту. По пути Илья разглядывал пёстрые яркие вывески ресторанов и магазинов. Его пресыщенный взгляд равнодушно скользил по надписям назойливых реклам, обещающих всё самое вкусное и интересное, что только могла предложить столица. Но завлечь его они были не способны – Илья перепробовал всё, что могли приготовить пищевые принтеры заведений общественного питания и продуктовых фабрик.

Ему давно стало бесконечно скучно и тоскливо. В безнадёжных попытках встряхнуться и ощутить вкус жизни он перепробовал все виды развлечений и досуга. Но на аттракционах его просто тошнило, в комнатах с заданиями он испытывал откровенную скуку, а на концертах и спектаклях синтетических певцов и артистов еле высиживал до конца, не отрывая взгляда от экрана телефона. Выставки современного искусства оставляли его озадаченным и обманутым, а классическое искусство казалось безнадёжно устаревшим и бесконечно скучным.