Маяк
Шрифт:
— Кого темные овцы на крыльях притащили?!
И едва расслышала ответ:
— Шер! Открывай! Это Воцлав!
Она с трудом подняла тяжелый засов. Порыв ворвавшегося в дом ветра тут же пробрал до костей, притащил на своем хвосте дождевую влагу, горький запах моря, погасил свечу и перепугал огонь в очаге.
Несмотря на капюшоны и бесформенные мокрые плащи, она их узнала. Фермер Воцлав, лодочник Мик и рыбак — Джун. Сегодня их очередь ходить по ночным улицам ее района и следить за фонарями.
— Беда, Шер! Кто-то у Уве помер! — просипел Джун, топчась на пороге и не решаясь войти.
— Заходите! Живо!
Она
— Давно?
— Не знаем. — Одутловатое лицо Воцлава было бледным. — Мы, как увидели, сразу к тебе бросились. Там такое!
Шерон недовольно сжала губы. Значит, они и не подумали никого предупредить в доме Уве. Возможно, теперь там уже не один заблудившийся, а двое. Идиоты! Как так можно? Джун в этих делах новичок, но от Мика и Воцлава она такого не ожидала. Несут ночную стражу не первый год, а сегодня повели себя, как неопытные подростки.
Трое мужчин показались ей беспомощными и перепуганными. Вода с парусиновых плащей стекала на пол, впитываясь в потрепанный ковер.
— Почему не пошли к Йозефу или Кларе? Сегодня их время! — Она хмурилась и выглядела очень сердитой.
Найли наверху плакала без остановки. Защити ее Пятеро! Как же все это не вовремя! Как не вовремя!
— Йозефа вызвали в деревню час назад. В Лиду. Там скорняк умер. А Клара занята на другом конце города. В тюрьме один сошел с ума и грозится себя убить.
— А Криза?!
— У бургомистра почечные колики. Ее вызвали тоже.
— Идите к Никласу или Матэушу! У меня маленький ребенок, я не могу!
— Шерон, ты ближе всех к маяку. Мы будем идти к ним и обратно еще очень долго… — Мик сделал неловкий жест рукой, запнулся и замолчал.
Он был выше ее на две головы, но всегда в присутствии Шерон чувствовал себя неловко. Лодочнику было проще в одиночку уйти в штормовое море, чем беседовать с ней. И дело вовсе не в ее даре, а в том, что она ему нравилась, но ему так и не хватило духа в этом признаться. Шерон, разумеется, знала о его чувствах, но, несмотря на то что со смерти Димитра прошло два года, сейчас одинокую хозяйку большого дома интересовала лишь судьба маленькой Найли, а не своя собственная.
— Ты… посмотришь? — В его голосе проскользнули жалобные, умоляющие нотки. — Пойдешь с нами?
Она мрачно глянула на встревоженные бледные лица. Маленькая тростниковая кошка перед тремя просоленными морем псами.
— Скованный! Как же все это не вовремя! Почему сегодня?! Ждите! — куда более резко, чем требовалось, сказала она им.
— Милая, все в порядке? — встревожено спросила из-за двери Ауша.
Шерон пришлось остановиться, чтобы сказать:
— У Уве беда, няня. Я должна посмотреть, пока не придет кто-нибудь еще. Не волнуйся. Вернусь через час. Я кого-нибудь оставлю с Найли.
— Хорошо. Будь осторожна.
Быстро взбежав по лестнице в детскую, она склонилась над кроваткой:
— Все хорошо, Найли. Я здесь.
Ребенок, увидев ее лицо, тут же затих. Шерон принялась тихо напевать колыбельную и не уходила, пока девочка не заснула. Она могла остаться, и никто бы не стал ее винить. У нее было полное право отправить просителей за дверь. Потому что с Найли оставить некого. Раньше, когда она уходила на дежурство, то относила девочку к сиделке, что живет на соседней улице, чтобы не оставлять кроху со старой Аушей. Однако сейчас, ночью, в такую бурю, опасно выносить малышку за дверь.
Но нельзя бросать людей в беде и придется помочь.
Быстро сходив в свою комнату, Шерон оделась как можно теплее, схватила с полки сумку из телячьей кожи — та всегда лежала собранной именно для таких неожиданных случаев.
Спустилась на первый этаж, где ее нетерпеливо дожидались мужчины. Подошла к вешалке, сняла с крючка дождевой плащ алого цвета, какой носили все Указывающие.
— Джун, останься здесь. Горячая вода у очага. Еда на столе. Не шуми. Пожалуйста, не выпускай Аушу. Если Найли опять заплачет, тебе придется ее успокоить.
Рыбак нахмурился, явно не представляя, как следует обращаться с детьми, но кивнул.
— Дождись моего прихода. Еще один кивок.
Девушка набросила на голову капюшон:
— Запри дверь и никому, кроме меня, не открывай. Я на тебя рассчитываю. Видят Пятеро, я надеюсь вернуться как можно быстрее. Идемте!
В древнем, забытым всеми богами городе, который доживал свою тяжелую старость в глубоком забытье, властвовали ветер и дождь. Два самых неприятных и неизменных попутчика осенних штормов, ежегодно обрушивающихся на проклятое герцогство Летос. Они желали сокрушить скалы, пожрать землю и подмять под себя, залив соленой водой, чтобы даже скудная память об этих краях навеки была стерта из мира.
Шерон ненавидела ночь, как только может ненавидеть та, кто знает все ее страшные тайны. Она не любила покидать уютный дом с наступлением темноты и шла наперекор себе исключительно ради долга, который был гораздо выше ее желаний.
Ее служба — вопрос выживания земляков. Вопрос жизни и смерти всего Летоса, который так боятся, ненавидят и предпочитают не вспоминать жители других герцогств. И поэтому сейчас она не с Найли, а в который раз идет спасать город.
Окна домов, мимо которых они проходили, были закрыты тяжелыми ставнями, мощные двери казались такими же несокрушимыми, как Земляные горы. Тусклые, смазанные пятна света на стене каждого дома, раскачивающиеся на ветру фонари, единственное, что хоть как-то разбавляло масляный мрак. Впрочем, их жалкие потуги тяжело было оценить: огоньки бледно мерцали за толстыми стеклами, по которым стекала дождевая вода, и их сил хватало лишь на то, чтобы служить призрачными маячками на темных сырых улицах.
Дождь стегал по плащу Шерон, ветер пытался сорвать плотный капюшон. Она замочила подол длинной черной юбки, угодив в невидимую в ночи лужу, вода мгновенно полезла по ткани вверх и теперь неприятно холодила лодыжки, прилипая к ним и стесняя движения.
Спутники прошли улицу, на которой в половине домов никто не жил несколько десятилетий. Жители постепенно покидали город, перебираясь на юг, в Арант, столицу Летоса, и дома пустели. На перекрестке, возле старой колонны, на вросшем в землю постаменте — одном из многих строений, оставшихся со времен, когда Летос был великой страной, — женщина поскользнулась. Если бы не крепкая рука Мика, вовремя поддержавшая Указывающую, та обязательно бы упала в размокшую жижу, которую язык не повернется назвать городской дорогой. Разжиревшие от постоянного дождя потоки воды бурлили под ногами, заливали ботинки, студили пальцы, а затем устремлялись в сторону моря, чтобы слиться с ним в единое целое.