Маяки
Шрифт:
– Десять лет с последнего обновления. Когда после пересадки ко мне подошли и все объяснили, я сам решил остаться куратором – по первой профессии преподаватель, сами понимаете. А вы, простите, кто по профессии?
– Врач. Педиатр.
– Отличный старт! Одновременно и работа с детьми, и врач – очень морально. И это благородное спасение бандита… скажите, вы правда не догадывались, что окулус нельзя отключить?
– Нет. – Харв опустил глаза, не в силах больше смотреть на гладкое лицо Этьена.
– Не переживайте, редко кто догадывается.
– Не знаю.
– Не бывает. Один в пустыне ты – Бог, альфа и омега. Но что если в одном лишь нашем центре четырнадцать миллионов богов? По каким правилам они должны существовать? Кто будет решать, что есть хорошо, а что плохо?
– Видимо, те, кто набрал больше всего «хорошо».
– Точно! Вы неплохо соображаете, месье Бойер. Так и должно быть – глупцы не срывают куш.
– Что же выходит, вы сами следите за каждым человеком, вернее, за его окулусом…
– Боже упаси! Автоматика. Не самый сложный из существующих на сегодня искусственных интеллектов. Оценивает мотивы и поступки, рассчитывает карму. Если возникают спорные вопросы – подключаются люди. Как в вашем случае, например. Но для большинства окулусов хватает и базовой программы плюс спам-фильтры от разных кармических побирушек.
– Но что случилось с таксистом и бандитом?
– Мне казалось, я все объяснил. Эти люди настолько ушли в минус, что для нашего общества их жизнь – прямая угроза. Вы же испытали это на себе, и, поверьте, вы не первая жертва.
– Они не хотели меня убивать.
– Это нападение стало лишь последней каплей и… признайтесь, в вас говорит не жажда справедливости, а врач. Врач, чей пациент погибнет, несмотря на все старания…
– Погибнет?! Черт! Они еще не…
– Сядьте!
Харв рухнул как подкошенный.
– Да, они пока живы. Но их уже приговорили. Расслабьтесь, мы учли вашу реакцию, она моральна.
Закрыв глаза, Харв боролся с тошнотой.
– Поймите, мы не можем хранить корпуса. Три часа – уже опасный срок, где набрать столько доноров? Молодых, относительно здоровых людей, которые погибли так аккуратно, что повредили лишь мозг? А потребности велики – людей, способных оплатить пересадку, больше, чем кажется.
– Ужасно!
– Ничуть. Думаете, на какие деньги оплачиваются привилегии моралов? Повышенные налоги низкокармовых не покрывают расходов – как только система перестает их устраивать, отморозки вырубают окулус и бегут на окраину. Эти люди сами выбрали свой путь. Их поведение – злонамеренно и аморально. Будет справедливо, если отведенный им срок проживет кто-то вроде вас, месье Бойер.
– Я не могу.
Голос показался чужим, гулким. Харв открыл глаза.
– Вам
Глаза Моралитета. «Нет, – перебил себя Харв, – не Моралитета. Сейчас это лишь искусственный интеллект. Не самый лучший к тому же».
– Нет. Мне не нужно успокоиться. И мне не нужно новое тело. Я просто не могу.
– Если вы так настроены – всегда можно взять денежный эквивалент операции. Или передать право на корпус кому-то, кто по достоинству оценит второй шанс. Но я советую вам не торопиться. Уже завтра, когда вы выспитесь…
– Погодите!
Этьен замолчал.
– Вы можете рассказать о номере третьем?
– Что именно?
– Ну, подозреваю, у этого человека астма. Если я выберу его… корпус, у меня не будет проблем?
– Месье Бойер, между нами, но ведь этот парень уже и так почти целиком пересобранный. В четырнадцать, при поддержке Моралитета, подростку из бедной семьи установили имплант с гибким дозированием, но приступы стали лишь сильнее. Он решил, что поможет полная смена бронхов. До этого был ряд операций попроще – на все это нужны были деньги. И добывал он их далеко не моральными методами. В общем, корпус в полном порядке. Проблема здесь. – Этьен постучал себя по лбу.
– Понятно.
Харв судорожно втянул воздух, встал, обошел стул. Хотел было снова сесть, но передумал:
– Я решил. Я отдаю свое право на тело номеру третьему.
Этьен застыл. Его чисто выбритый подбородок несколько раз дернулся вправо.
– Нет… Нет… Нет, – наконец он справился с собой. – Нет! Это невозможно.
– Почему же?
– Он приговорен. Его все равно убьют!
– Конечно, убьют, черт побери! – Харв не сдержался. – Отрежут голову – все как вы хотите! Но потом к этой голове пришьют новое тело.
– Это больная голова! Она испортит корпус!
– Не ваше дело.
– Да как вы… – Этьен запнулся, выдохнул и уже спокойно спросил: – Почему этот бандит, в конце-то концов? Неужели у вас нет больных или престарелых знакомых? Да первый попавшийся человек с нормальной кармой будет достойней пересадки!
– Вы не поймете.
– Куда мне, я ведь не врач.
– Не в том дело. Тогда, на окраине с этой булавкой в руках… я не думал о том, как мой поступок оценят, не писал в окулус – жил. Жил! Все, как говорила Ирен. И если бандит умрет, то все произошедшее будет как бы не в счет.
– Это эгоистично.
– Мне не важно, что вы думаете, Этьен.
– Это глупость и… это не соответствует морали.
– Морали?! Вы режете живых людей, чтобы богачи получили свеженький корпус, это – морально! А дать человеку второй шанс – по-настоящему второй шанс! – не морально?
– Он бандит! Он убьет кого-нибудь!
– Откуда вам знать?
– Я морал!
– Я тоже.
В глазах Этьена – злость и презрение. Но главное – Харв уверен, – ни следа машинной тусклости. Слишком нестандартно для искусственного интеллекта. Это дело для людей.