Майдан. Нерассказанная история
Шрифт:
«Девятнадцатого Янукович был совсем другим. Он уже был согласен на все: и на досрочные президентские, и на Конституцию 2004-го, — на все», — говорит Александр Турчинов.
Выводы Александра Валентиновича подтверждает Владимир Рыбак:
«По его настрою я понял, что он склонен договариваться. Уже была сформирована переговорная группа, и мы решили разработать документ — Мирное соглашение. Я тогда как раз приболел, лежал дома с температурой. Утром девятнадцатого Янукович позвонил, спросил, как я себя чувствую и когда буду на работе. Я ответил, что вот сейчас собью температуру и ближе к обеду появлюсь. После обеда, часа в три-четыре, точно не помню, я приехал в АП. Там уже находились три министра иностранных дел ЕС, ожидали прибытия представителя российской стороны (Владимира
Консультации затянулись. Подписание состоялось только 21-го втри часа дня. Но этому предшествовали расстрелы на Институтской — самая кровавая страница в истории Майдана.
Глава 7. 20 ФЕВРАЛЯ. КТО ДАЛ КОМАНДУ СТРЕЛЯТЬ ПО МАЙДАНУ?
Объявленное перемирие соблюдалось весьма относительно. В ночь с 19-го на 20-е конвейером работали суды. Всем, задержанным 18 февраля, избирали меру пресечения — арест на два месяца Такое решение суда в ту ночь было принято в отношении двух с половиной десятков человек.
«Титушки», от нечего делать, разбрелись по спальным районам и там нападали на людей, громили машины, били витрины магазинов. Киевляне самоорганизовались (в который уже раз за эту зиму) — патрулировали улицы и дворы.
На самом Майдане периодически происходили короткие стычки. «Беркут» обстреливал протестующих. Те отвечали брусчаткой и «коктейлями Молотова». На мостовой там и сям зияли проплешины: за две ночи запасы булыжников существенно сократились.
«Девятнадцатого нам скомандовали срочно ехать на Киев, — вспоминает командир днепропетровского «Беркута» Андрей Ткаченко, которого удалось разыскать специально для интервью к этой книге. — По иронии судьбы, автобусы выделили какие-то совершенно непригодные — они несколько раз в дороге ломались. Из-за этого мы прибыли на Майдан уже только поздно вечером. Автобусы запарковали у верхнего выхода из станции метро «Крещатик» — на Ольгинской. Площадь вся была в огне. Нас поставили дежурить с пяти до восьми утра на Институтской, за Стелой независимости.
Когда закончилось дежурство, нас сменили, и мы поднялись выше на пару метров, не слишком значительно. В начале седьмого утра по нам начали стрелять из консерватории. У меня было несколько раненых. Я точно уверен, что огонь был именно из консерватории. При этом стреляли в ноги, в руки, то есть профессионально. Ранения в основном были сквозные.
Я набрал Андрея Шевченко и сообщил о происходящем. Он сказал, что рассказал Парубию, и тот отправил туда ребят с Майдана — разобраться. Я также позвонил в министерство — доложил обстановку, попросил дать команду отойти. Пока перезванивались, у меня появились новые раненые. Всего в то утро ранения получили шестеро моих ребят».
Говорит Андрей Шевченко:
«Двадцатого февраля меня разбудил звонок Андрея Ткаченко, командира днепропетровского «Беркута»: «У меня раненые. Кто-то из ваших стреляет в нас со второго этажа консерватории».
Тут нужно рассказать предысторию. Я познакомился с Ткаченко за пару недель до этого. Заступал на дежурство на Майдане и решил сходить на разведку в «Мордор» — на милицейскую сторону Грушевского. Там я нашел старшего и предложил обменяться телефонами — на случай провокаций. Этим старшим оказался Ткаченко. В то время на Грушевского было перемирие, и ни нам, ни милиции совсем не хотелось его нарушать из-за какой-то провокации или недоразумения. Ни в ту ночь, ни в последующие дни этот телефон не понадобился — до утра двадцатого февраля.
И вот звонит мне Ткаченко и говорит: мол, ваши стреляют; если сейчас же не прекратите, будет беда. На Майдане
Что же произошло на Институтской утром 20-го?
То, что бойня 20 февраля началась с выстрелов из консерватории, сегодня сомнений практически ни у кого не вызывает. Тем более «Беркут» настаивает, что видел агрессоров — расстояние от консерватории до Институтской не так уж велико. Следствием это не доказано по единственной причине: не осталось следов. Стрелки довольно оперативно покинули здание — когда в консерваторию подоспели люди Парубия, там уже никого не было. После отыскать их тем более не удалось.
Ключевой вопрос: это были майдановцы или провокаторы власти, намеревавшиеся столкнуть обе стороны?
Говорит Андрей Шевченко:
«Исключить то, что стрелял кто-то из майдановцев, нельзя: после смертей восемнадцатого и двадцатого февраля вполне мог появиться какой-нибудь мститель-стрелок. Среди тех, кто уцелел в Мариинском парке, на Крепостном или Шелковичной, были такие, у которых уже просто сдавали нервы. Восемнадцатого числа это был вменяемый, адекватный человек, а девятнадцатого — стеклянные глаза, и говорил он только одно: «Дайте мне автомат, и я буду косить «берку-товцев» столько, сколько смогу». Я вполне допускаю, что в консерватории мог «работать» кто-то из майдановцев — какой-нибудь неустановленный «народный мститель». Теоретически это вполне могло быть. Но у меня такое ощущение, что это была сознательная провокация — людей заманивали на Институтскую, в ловушку».
Фраза «заманивали в ловушку» указывает на вмешательство третьей стороны. В пользу этой версии — слова Ткаченко о том, что целились в руки-ноги. То есть намереваясь не убить, а ранить. Ведь чем больше таких ранений — тем отчаяннее злость. Однако «третья сторона» — лишь версия. Без доказательств. Не слишком правдоподобная, на мой взгляд.
«Это не наши», — прочитал Ткаченко смс от Шевченко, который уже успел поднять на ноги всех, кого только можно.
Вспоминает Арсен Аваков:
«После ночи на Майдане я пришел к себе в гостиницу «Киев». Только переоделся, лег подремать полчасика, как вдруг звонок. Звонил Ратушняк (зам. Захарченко. — С. К.): «Немедленно прекратите! Ваши стреляют из консерватории». Пашинский поехал на Майдан, чтобы на месте разобраться в происходящем. Я вызвал переговорщиков. Встречу мы организовали в гостинице «Киев», на втором этаже.
Кто был переговорщиком в тот раз?
Заместитель одного из силовых министров. Большего я даже сейчас сказать не могу. Да, не первого уровня фигура, но достаточно влиятельная. Он был растерян. «Прекратите стрелять», — говорит мне. Я: «Мы не стреляем, нашим просто не из чего стрелять». Хотя, как мы сейчас знаем, стрельба действительно была обоюдной. Скорее всего, «Беркут» стрелял оо нашим пневматикой. Наши отвечали всем, что было под рукой, — без разбора. Только мы с этим замминистра закончили говорить, как ему кто-то звонит и сообщает, что началось отступление силовиков. И он, наскоро попрощавшись, убегает.
О чем вы договорились?
Да ни о чем. Я ведь просто хотел понять ситуацию. И вот он исчез, а я вижу, что на улице какое-то странное движение начинается. Администрация отеля в панике, никто вообще не понимает, что происходит. Я же постоянно поддерживаю связь с нашими, и вышло так, что наш штаб как бы территориально разделился: один на Майдане, а второй здесь, в отеле. При том, что отель находился в глубоком тылу у власти. В «Киеве» собрались несколько нардепов: Головко, Апостол, Княжицкий, Фаермарк. Советуемся, что делать. Поднялись на семнадцатый этаж: там обзор хороший. Смотрим: силовики отступают, часть вообще в автобусы грузится — уезжает, над Институтской клубы дыма, из Мариинки бегут «титушки».