Майор Русо Бланко. Русские хроники парагвайской войны
Шрифт:
– Как Вы можете отказать? У нас в роду все мужчины – военные! Его братья учатся тут! Мальчик хочет на штыках умереть за Отечество!
Ваня вновь проходит проверку на зрение и сам начальник училища генерал Демьяненков шёпотом подсказывает ему буквы. Вот он, уже кадет, сидит за партой на уроке математики. Преподаватель объясняет теорию бесконечно малых величин. Вдруг цифры на доске превращаются в индейские луки и стрелы, а портреты великих математиков становятся портретами индейских вождей.
– Кадет Беляев! – обращается к нему преподаватель. – Можно ли с помощью сей теории рассчитать площадь пространства, занимаемого индейцами Чако?
Ваня вскакивает с парты и почти криком, не задумываясь, отвечает:
– Никак
– Не кричи, Ваня, – кто-то шепчет ему на ухо. – Сам Император идёт.
Вдруг он понимает, что ему всего лишь три года и он находится в Летнем саду в Санкт-Петербурге. Поворачивает голову и видит свою няню и брата Володю. Няня снимает с них кепи, а император Александр Третий отвечает едва заметным кивком головы. Поправив ленту с орденами, торжественно следует далее по дорожке сада. Между двумя раскидистыми, вековыми дубами сами открываются огромные позолоченные двери и император величественно входит в зал. Вдруг Александр Третий превращается в своего наследника Николая Второго и Беляев понимает, что это последний императорский бал в Зимнем дворце перед началом войны с Японией. В огромном камине языки пламени высвечивают дату ’12 января 1904’.
В ротонде, в круглом зале и на входе во фрейлинский двор стоят огромные столы с угощениями. Лакеи на золотых подносах разносят шампанское. Оркестр из пятисот струнных инструментов играет полонез из оперы Глинки ‘Жизнь за царя’. К Николаю Александровичу присоединяется супруга Мария Фёдоровна в сверкающей алмазной диадеме. За ними следует его мать – вдовствующая императрица – с великим князем Владимиром и великой княгиней Марией Павловной. Гости начинают рассаживаться за бесконечно длинными столами.
– Мадам, не обрежтесь о мои звёзды! – столкнувшись с пышной дамой, предупреждает генерал, весь увешанный орденами.
Император ждёт пока все займут свои места. Перед каждым гостем расставлены шедевры поставщиков Двора Его Императорского Величества: фарфоровая посуда Губкина, золотые приборы и серебряные вазы Абросимова с шоколадными конфетами Эйнема. Японскому атташе отведено место в самом конце стола у пылающего камина – указание на Высочайшую немилость.
– Штабс-капитан Беляев! – голос императора раздаётся эхом во всех залах и коридорах. – Почему без супруги? Не боитесь тоже впасть в немилость? Ах да, Вы обвенчаетесь только через год, причём тайно. Мужайтесь, голубчик!
– Почему, Ваше Величество? – спрашивает Беляев, от испуга забыв встать.
Гости, возмущённые подобной дерзостью, смотрят на него с укором и от этого Беляев совсем теряется, пытается встать, но не в силах отодвинуть тяжёлый стул. А император, высоко подняв голову, тем же строгим тоном произносит:
– Потом идите на почтамт! Там девица Сашенька сортирует письма. Отсортирует и Вашу судьбу. И не забудьте про египетскую Александрию.
В 1905-м дворянин и гвардейский офицер Беляев, несмотря на запрет командования, тайно обвенчался в деревенской церкви с дочерью лесничего Марусей. Но не прожив и двух лет в браке, потерял её навсегда. Маруся умерла… Через пять лет он встретил новую любовь – Сашу Захарову. Она работала на почтамте в Санкт-Петербурге. В годы гражданской войны супруги потерялись. Беляев нашёл Сашеньку только через год в Египте.
В Чако наступала осень. Ночи становились холодными. Костёр согревал только руки и лицо, а спина мёрзла от леденящего ветра с Южного полюса. Провизия закончилась, остался только чай йерба-мате. Утром Шиди кричал:
– Алебук, ичико мате!
Путешественники подползали к костру. Сонные, обросшие, в лохмотьях.
Стали охотиться на броненосцев, лягушек, ящериц и цапель. Индейцы поймали огромного удава и предложили съесть сырым. Беляев и Экштейн-Дмитриев отказались. Тогда чимакоки зажарили его на костре, но русские всё равно отказались, оставшись голодными. Гарига специально для них пошёл на охоту и подстрелил тапира. Его мясом наслаждались как деликатесом.
Через две недели от голода и усталости пали обе лошади. Остались только мулы. Пришлось идти пешком. На следующий день Иван Тимофеевич повредил ногу, споткнувшись о корень дерева, и с трудом мог идти. Экштейн-Дмитриев предложил опираться на него, но генерал отказался – это значило потерять уважение в глазах чимакоко. Они презирали беспомощных и слабых. Охота не ладилась и тогда Экштейн-Дмитриев предложил съесть мула, но Беляев запретил, напомнив, что индейцы считали их своими друзьями.
У Экштейн-Дмитриева от голода и хронической усталости кружилась голова. Он отставал от группы. Не мог отделаться от навязчивой мысли, что кроме саванны и сельвы нет другого мира и нет другого цвета – только зелёный. Даже небо стало казаться зелёным. Вдруг он увидел себя 14-летним кадетом в Конно-егерском полку в армии генерала Юденича. На белом коне Арыме, гордо подняв голову, с 1-м эскадроном въезжает в только что отбитый у большевиков Псков. Впереди на вороном жеребце командир эскадрона барон фон Грюнвальд, за ним поручик Бенкендорф и ротмистр барон фон Тайбе. Эскадрон сборный, из лучших кавалеристов других полков. Офицеры в основном кавалергарды из прибалтийских немцев, рядовые – казанские и крымские татары из Татарского уланского полка и русские из гусарских и драгунских полков.
Горожане приветствуют освободителей, дамы бросают цветы и посылают воздушные поцелуи. Букет попадает Саше прямо в лицо и он замечает маму, одиноко стоящую на углу улицы, грустную, в чёрной шали. Мама смотрит на него глазами полными слёз.
– Не плачь! – кричит ей Саша. – Мы победили!
Она качает головой и шепчет:
– Ты уедешь, сынок. Будешь странствовать. Я буду молиться о тебе.
Саша не понимает как он мог расслышать её шёпот среди криков толпы. Пытается остановить коня, но тот не слушается и продолжает вместе с эскадроном двигаться вперёд, на парад на главной площади. Но парад промелькнул в одно мгновение, как будто кто-то выдернул плёнку из синематографического аппарата. Саша испуганно оглядывается и кричит изо всех сил:
– Где генерал Беляев?!
– Не отвлекайте меня, юноша! – слышится голос Ивана Тимофеевича.
…Вокзал во Пскове. На перроне солдаты окружили генерала. Унтер-офицер по-хамски кричит ему в лицо:
– Снимай погоны, Ваше благородие! Нет больше ни императора, ни генералов, ни войны!
– Дорогой мой, – невозмутимо отвечает Беляев, – я не только погоны, я и штаны сниму, если вернётесь со мной на фронт бить немцев!
Унтер-офицер, не ожидав такого ответа, молчит, а солдаты расступаются.
– Пришпорьте коня, кадет! – не поворачивая головы произносит Беляев и Саша галопом пускает Арыма между солдат. Короткий перрон заканчивается широким полем.
– Не отставай, Экштейн! – бросает ему ротмистр фон Тайбе.
Где-то под городом Гдов на севере Псковской губернии под проливным дождём их эскадрон идёт за британскими танками. Кони вязнут в грязи, копыта скользят в чёрных лужах, об танки плющатся пули. Эскадрон врывается в деревню и атакует красноармейскую конницу. Но как только белогвардейцы направляются в их сторону, красные кавалеристы начинают умирать вместе с лошадьми. Падают в лужи, в грязь, на дорогу, на обочины. Все улицы завалены трупами. Крестьяне выходят из дворов, угощают освободителей хлебом и молоком. Мокнут насквозь, а Сашина шинель почему-то сухая. Он вдруг замечает, что над ним дождь не идёт. Наклоняется, чтобы взять крынку молока у девушки с русой косой на груди, и дождь тут же прекращается точно над его рукой. Но лица девушки не разглядеть за стеной ливня.