Мажор по соседству. Сердце на куски
Шрифт:
Когда кажется, надо креститься… а в моей ситуации ещё и молиться всем богам!
— На соседа нашего? — спрашивает мама.
— Ага, — выдыхаю то ли с тяжестью, то ли с облегчением. — Не помог ни дихлофос, ни экзорцист.
— А он на тебя как реагирует?
— Неправильно, мам. Я так чувствую. Понимаешь? И мне от этого вот тут, за рёбрами, ноет и…
— Ну-ну, Лялечка! Нашла из-за чего расстраиваться. Ещё сам за тобой бегать будет.
Да не дай Боже! Изыди, Сечин!
— Мне не нужна его беготня. Мне нужно спокойствие. Я устала от
— Конечно, — мама ободряюще мне улыбается. — Всё наладится, моя хорошая, вот увидишь.
Надеюсь…
— Ты самая лучшая. Буду каждый день писать и звонить.
— Я люблю тебя, доченька.
— И я тебя. Очень!
Трусливо сбегаю из собственного дома и сажусь в такси, которое отвезет меня прямо к Бронштейн. Прошу маму проводить меня до машины по понятным причинам, после чего мы прощаемся и только в салоне автомобиля меня немного отпускает.
Совсем чуть-чуть…
Сердце всё еще нещадно разрывает грудную клетку, а руки трясутся, как при лихорадке. Таксист пробует меня разговорить, но я лишь киваю ему, будто послушный болванчик. На самом деле и не слышу толком, что он мне там вещает. Я на своей волне.
Все мои мысли занимает проклятый мажор и уходить оттуда категорически отказывается. Прописался, блин! Въелся под корку, смешался с моей кровью, проник везде и всюду, словно насекомое.
Таракан!
А что делают с тараканами?
Правильно! Их травят!
Обещаю, Сечин – я тебя вытравлю!!!
Глава 36 - Следственные действия
Егор
Чертового Фёдора я нашел только на третьи сутки после того, как поговорил с подругой Ляли. И вычислить его было нереально, так как очкастый форменно ушел в подполье. Уж и не знаю, где он именно гасился, в чаще лесной, в тридевятом королевстве или у черта на рогах, но на целые выходные он просто растворился в воздухе и выпал из зоны видимости, как и сама Зарецкая.
И да, я бесился, как загнанный в угол зверь, потому что задом чувствовал, что эти двое вместе.
Наслаждаются теплом последнего летнего месяца. Смеются, глядя друг другу в глаза. Целуются. И переплетаются телами, когда солнце скрывается за горизонтом...
И вот это последнее обстоятельство буквально раздирало меня куски. В груди клокотало. А кровь в жилах стыла от совершенно необъяснимого чувства.
Неуверенность в себе? Чушь!
Зависть? Да, я вас умоляю!
Страх? Три ха-ха!
Но мне было нужно добраться до Ляли. А потом надрать ей аппетитный зад, чтобы она уже наконец-то для себя уяснила, что бегать от меня – это плохая идея. И уж если ей так приспичило заниматься гимнастикой, то у меня для нее найдутся совсем другие упражнения из положения лёжа...ну еще сидя и стоя тоже можно.
Но никакого больше бега!
Зафиксировались вместе и погнали. Только так!
И вот наконец-то Фёдор-Мать-Его-Красно-Солнышко вышел из сумрака. Нехитрыми путями
Честно? Думал разговора не получится. Увидел его и разом вскипел. А в голове нон-стопом только одна мысль:
«И что она нашла в этом долговязом и костлявом увальне?»
А следом и вторая:
«Не я же на фоне этого Фёдора чертов Ален Делон!».
Тогда какого же черта надо этой дурной ведьме, спрашивается?
Ладно, разберемся с этим душещипательным вопросом чуть позже, когда разыщем беглянку. А пока...прямо по курсу очкарик, весело размахивая портфельчиком, идет в мою сторону и даже не догадывается, что сегодняшний его вечер будет безвозвратно погублен, если только окажется, что он прячет от меня мою ляльку.
Наконец-то радость от окончания рабочего дня на лице Фёдора сменилась озабоченностью. Меня увидел. Притормозил. Затроил, оглядываясь по сторонам. Но я только поманил его пальцем к себе, упираясь задницей в бочину своей тачки.
Сглотнул, касатик, но все-таки кивнул и с повинной головой двинул в мою сторону.
А у меня в кровь моментально такая доза адреналина поступила, что я весь завибрировал, не в силах справиться со своей ненавистью к этому парню.
Он забрал у меня девчонку! Скотины кусок!
— Е-егор? — подходит ко мне очкарик. Делает вид, что смелый, но сам тискает нижнюю пуговицу на рубашке и нервно грызет нижнюю губу.
— Ну привет, Федь, — киваю ему и затихаю, придавливая его психику неизвестностью.
Мнется, прочищает горло, облизывается. Мерзкое зрелище – мужики так себя не ведут.
— Чем обязан? — прокашливаясь, задаёт вопрос.
— Всем, — хмыкаю я.
— Смешная шутка, — хихикает нервно, но тут же глохнет, когда я жестко рублю.
— Это не шутка.
— Егор, послушай..., — поднимает ладони в защитном жесте вместе с чертовым портфелем.
— Ляля где? — тушу я его жалкие трепыхания.
— Ляля?
— У тебя со слухом проблемы? — начинаю выходить я из себя.
— Нет, но… мне откуда знать, где она? — мастерски кривляется этот химик недоделанный, пытаясь внушить мне, что не приделах.
— Я тебе сейчас нос сломаю, — рычу тихо, но устрашающе.
Очкарик тут же делает шаг назад.
— Не надо ничего ломать, Егор.
— Тогда начинай вещать, Федь. Я само внимание во плоти.
— Ну...
И молчит, засранец.
— Загну. Резче рожай, дружище.
— Да я не знаю, что говорить. С чего ты взял вообще, что я могу знать, где сейчас Ляля?
— Так мне ее подруга сказала, а ты клеил ласты к Зарецкой.
— Ну клеил, — я вколотил кулак в раскрытую ладонь, и парень тут же снова отступил от меня на шаг, оправдываясь изо всех сил, — но это ж, когда было, Егор?
— Несколько дней назад, — зарычал и пошел на него.
Тот от меня, в страхе округляя глаза.