Мажор: Путёвка в спецназ

Соколов Вячеслав Иванович

– Хм… Уверен, что по-английски?

– Да! Я не Егор, свободно болякать не могу, но мал-мала шарю. Точно по-английски.

Я заинтересовался:

– Что-то разобрал? Слова какие-то?

Саня степенно так кивнул и, изобразив на лице серьёзность, добавил:

– Ну, а как же… Фак ю!

– Тьфу на тебя, балаболка, – Рогожин махнул рукой. – Тебя о деле спрашивают…

– Да я о деле и говорю. Ну, кто ещё будет так несерьёзно ругаться? Наши-то бабы, как загнут – залюбуешься… И главное: Аслан там, его-то я своими глазами видел, бабу к нему подвели…

–

Командир, – прапор пригладил свои шикарные усы, – да какая нам разница, там американцы или нет!? Аслан столько крови нашим выпил, что грех возможностью не воспользоваться…

Рогожин задумался. Затаив дыхание, ждём его решения – порешить Аслана мечтали все. Когда ещё такая возможность будет? Его понять можно, приказ-то спасти журналистов. Ввяжемся в бой, а их там нет… Как оно повернуться-то может, хрен его знает…

– Надо сделать так, чтоб ни одна сука на связь выйти не смогла, а у них спутниковые телефоны – да не у одного?

Все вздохнули с облегчением. Решение принято, вопрос в реализации.

– Дык. Тихонечко. Ночью. Ножичками…

– Окстись, Степаныч, кто резать то будет? Пацаны зелёные, сам знаешь, спящих резать – это…

– М-да, – прапорщик покивал головой, – не просто это… Если только Саня, он до ножа дюже жадный.

– А чего Саня?! У меня вот рука не дрогнет, – ну это понятно Ванька.

– Молчи, сопля, рука у него не дрогнет. Видал я таких.

– Товарищ старший лейтенант, товарищ старший прапорщик, – я решил вставить свои пять копеек.

– О как… Ну скажи умное чего-нить… – прапор усмехнулся в усы.

– Давай Милославский, – разрешил Рогожин, усаживаясь поудобнее возле дерева. – Удиви.

– Да удивлять то нечем. Понятно, что мы ещё зелёные. Но я вот как вспомню, как эти суки наших пацанов резали, так руки чешутся. Мы не подведём! Правда, парни!?

Мужики одобрительно загудели. В общем, начальство сдалось, решено было брать в ножи.

Операцию проводили под утро, на самый сладкий сон. Часовых сняли, в яму, где держали заложников, заглядывать не стали. Вдруг не спят, шумнут ненароком. Разделились и вперёд. Не буду рассказывать, как и что… Но в живых остались только заложники. Тридцать два боевика и, самое приятное, Аслан. Хотя Аслан умер не сразу. Штаб то брали в последнюю очередь. И взяли его живым: очень товарищ прапорщик просили…

Заложники оказались теми, кто нам нужен. И вот с ними как раз и случился конфуз…

Журналистка рванула в один из домов, типа вещи у неё там. Заскочила в дом, а там сами понимаете – картина ещё та… Выскочила и давай блевать, а ведь кричали ей: «Стой!». Я вот даже по-английски.

– Что вы за звери? Разве так можно с людьми? – это она ещё тело Аслана не видела. – Вы же не люди – вы животные…

– Егор, чего она там лапочет? – Рогожин повернулся ко мне. – Переведи.

Перевожу, на что он кривится:

– Они её в яме держали, не мы…

– Ну, они негодяи, а вот мы маньяки…

– И что нам, по её мнению, надо было сделать?

– Говорит: арестовать, передать властям и судить…

– Она что, больная?

Их почти в три раза больше было!

– Она говорит, что мы варвары и всё такое… Дура, в общем!

– А может мы не успели? Их уже того! – Рогожин почесал в затылке. – Не переводи.

– Да ясно. Юмор разумеем. Да и мужики вроде нормальные, хоть и помятые, – киваю на ещё двух заложников мужеска полу.

Командир криво усмехнулся:

– Хрен с ними, уходить пора…

Легко сказать, уходить! Как тут уйдёшь, если ребята нашли склад с оружием и килограмм пятьдесят взрывчатки. К чему-то готовились сволочи… Решили рвануть, ну вот такие мы загадочные, ни себе не людям… Ну как ни себе, прибарахлились чуток: гранаток взяли и так по мелочи. Трофеи, однако. Ох-хо-хох… Знать бы заранее, чем нам этот фейерверк выльется…

Расскажу в общих чертах, сил нет вспоминать все эти подробности. Не знаю, откуда взялись «духи», может мимо шли, может к Аслану. Но на взрыв они среагировали. Первой жертвой стал Ваня. Не успели мы пройти и трёх километров, как ушедшие в головной дозор Саня и Ваня напоролись на засаду. Так вышло, что Иван первым увидел прицелившегося в Сашку «духа» и закрыл его собой. Саня открыл бешеный огонь и попёр врукопашную. Одного он застрелил, а двух…

– Береги себя, брат, не держи зла! – с уголка рта Вани стекала струйка крови, но глядя на коленопреклонённого Саню, он попытался улыбнуться.

– Зачем ты это сделал, зачем? Что доказать хотел? – Сашка наклонился над умирающим напарником. – Зачем?..

– Дурак ты, Саня, я за друга смерть принимаю! Это лучшее, что я сделал. Я тебя там ждать буду, – Ваня поднял замутнённый взгляд вверх. – Только ты не спеши, внуков вырасти. Обещаешь?

– Да! Сын будет, Ванькой назову.

– Спасибо дру…

Так погиб Иван. Закрыл собой человека, которого ненавидел. Умер с улыбкой на лице, осознавая, что спас ДРУГА!

Когда мы, прочесав близлежащие кусты и ощетинившись стволами подошли к месту скоротечного боя, Саня плакал над телом своего врага-друга. Посмотрев на нас глазами, полными слёз, произнёс:

– Он закрыл меня…

Мы молчали; слов не было. Наша первая потеря оглушила нас и только сейчас многие поняли, что война не игрушка – здесь теряют друзей! Мы стояли потерянные, не зная что делать. Пока не вмешался Степаныч:

– Хорошо погиб! – мы все разом повернулись, уставившись как на чумного. – Что смотрите, может, кто знает более достойную смерть, чем закрыть грудью боевого товарища? – Степаныч перекрестился. – Самопожертвование! Он теперь там, – тычок пальцем в небо, – вместе с такими же героями. Гордитесь, что служили вместе с ним, а ты, Санёк, погибнуть теперь не имеешь права…

Соорудив носилки, положили тело Ивана и понесли. Скорость продвижения упала. В начале нас тормозили гражданские: и так не великие ходоки, а тут ещё плен, плохая кормёжка, усталость. Теперь добавилась необходимость нести тело. Оставить его мы не могли, ведь если его найдут раньше, чем мы вернёмся, даже представить страшно, что сделают с ним…