Меценат из ментовки
Шрифт:
Когда-то Худя служил в милиции водителем, да потихоньку спиваться стал. Из органов Вовку, разумеется, турнули. И пустился бывший сержант милиции во все тяжкие. Напивался, а чтобы менты, значит, не приставали, форму надевал. Отобрали и форму. А вскоре бывший страж порядка и сам за решетку угодил. А случилось это так. Поцапался Худя по пьяной лавочке с соседом Колмыковым Серегой. Слово за слово и пошло, поехало - мордобитие, махалово, мат перемат. Ну, разняли соседи. Замашки-то у Худи ментовские остались. Наехал он на Калмыка, стал требовать, чтобы он ему моральный, ну, а заодно и материальный ущерб возместил. А Калмык его
– Привет!
Худя до того разомлел, что даже шевелиться не хотел.
– Здорово, - проурчал он, - Тебя что, Привольнов, до сих пор еще не поймали?
Жорик чуть не поперхнулся.
– Типун тебе на язык, Худя. Мелишь, что попало.
– Серьезное что-то натворил?
– Вовка вытянул ноги и сладко зевнул.
– Рассказал бы. А то посадят и не узнаем о твоих подвигах.
– Тебе что, бич божий, удовольствие доставляет дразнить меня?
– ухмыльнулся Жорик. Он упорно не желал говорить о своих проблемах.
– Без тебя тошно. Я к тебе по делу пришел.
– Ну, давай, выкладывай, что за дело, - солидно изрек Худинский и по своему обыкновению, отвесив челюсть, уставился на Жорика.
– Если смогу, подсоблю.
Привольнов отогнал надоедливо жужжащую у лица муху и заявил:
– Мне ксива, Худя, нужна ментовская. Что, мол, гражданин Привольнов является следователем прокуратуры.
Челюсть Худинского отвисла еще больше.
– Эка куда загнул, - искренне удивился он.
– Может, тебе сразу удостоверение министра внутренних дел выписать?
– Дурак ты, Вовка!
– беззлобно выругался Жорик.
– И юмор у тебя идиотский. Ты скажи лучше, сможешь ксиву состряпать или нет?
Худя состряпал озабоченное лицо.
– Погоди, нужно подумать!
– он закрыл глаза и надолго замолчал.
Жорик ждал целую минуту, потом толкнул приятеля под бок.
– Ну, ты чего, Худя, молитву читаешь?
Вовка открыл глаза и чмокнул губами.
– Думаю я, погоди. В общем, есть у меня один знакомый старикашка. Вместе срок тянули. Он гравер там какой-то. Кстати, за изготовление фальшивок сидел. Недавно встретил я старичка на воле. Он теперь фотографом работает.
Худя совсем сомлел и еле ворочал языком.
– Ефимом Данилычем его кличут, а работает он в десятиэтажке, что рядом с гастрономом стоит.
– Гастроном «Восход»?
– уточнил Жорик.
Худя мотнул головой так, будто она была у него на шарнирах.
– Угу. Там в парикмахерской закуток у него. Скажешь, от Худи пришел. Он тебе поможет. Уважали меня там на зоне.
Последние слова Худинского Привольнов выслушал с сомнением. Любит Худя привирать.
– Ладно, Вовчик, попробую обратиться к твоему Ефиму Данилычу, авось в самом деле выручит.
– Привольнов достал из кармана мелкую купюру и сунул ее в карман рубашки Худинского.
– На опохмел тебе!
– Жорик похлопал бывшего собутыльника по плечу, потом поднялся и направился между двумя рядами гаражей.
Нужная десятиэтажка находилась через остановку. Жорик решил отправиться пешком, прогуляться. Десять минут спустя он подошел к перекрестку, на одном из углов которого высились два десятиэтажных здания. На первом этаже одного здания располагался гастроном, в другом - парикмахерская. Жорик поднялся по длинным ступеням на пригорок, потом в парикмахерскую. В полутемном холле за стойкой скучала администраторша, слева находился женский зал, справа - мужской. Около них в креслах дожидались своей очереди к мастерам несколько клиентов обоего пола. Дверь прямо вела в фотосалон, о чем свидетельствовала небольшая вывеска над притолокой.
Привольнов открыл дверь и вошел внутрь. Действительно закуток. В и без того тесной с задрапированными черной материей стенами комнатке было не развернуться из-за расставленных штативов, зонтиков, служащих для отражения света, осветительных приборов, разноцветных экранов-фонов. Все эти опоясанные сетью проводов предметы были хлипкими, шаткими. Казалось, задень за один из них и все фотооборудование рухнет.
Комнатка оказалась пустой. Жорик помялся и собрался уж было выйти, как отодвинулась одна из драпировок и в студию вошел старичок-боровичок - маленький, лысый, круглый с носом картофелиной и большими, чуть ли не свисающими на грудь щеками. Одет он был в темные брюки, темную рубашку и нарукавники. Привольнов сто лет не видел людей в нарукавниках. Ретро.
– Старичок, увидев клиента, засуетился:
– Проходите, пожалуйста, проходите, садитесь. Осторожно, не заденьте провода.
– Очевидно, клиентов у старичка было не так уж много, и он из кожи вон лез, чтобы угодить. Ефим Данилыч провел Жорика в центр расставленного по комнате оборудования и усадил в кресло. Потом отошел, включил освещение и нагнулся к закрепленному на штативе старенькому фотоаппарату «Зенит».
– Как снимаем? Художественное фото? На паспорт? На права?
– На удостоверение следователя прокуратуры, - брякнул Привольнов.
– О-о… - старичок-боровичок взвел затвор фотоаппарата и стал крутить объектив, наводя резкость.
– Молодой человек представитель органов власти?
Привольнов изобразил на лице голливудскую улыбку.
– Нет, но я надеюсь, вы из меня такового сделаете.
Старичок выглянул из-за фотоаппарата.
– Что такое?
– произнес он удивленно.
– Извините, но я вас абсолютно не понимаю.
Жорик хитро взглянул на фотографа.
– Ефим Данилыч- произнес он, переходя на конфиденциальный тон.
– Я бы хотел попросить вас изготовить мне фальшивое удостоверение.
Мясистое лицо фотографа стало надменным.
– Все равно я вас не понимаю, молодой человек, - произнес он отчужденно.
– Вы, вероятно, ошиблись адресом.
– Да нет, - подключил к голосу бархатный тембр Привольнов. Он дела все, чтобы старик проникнулся к нему доверием.
– Именно вы мне и нужны. Я от Худи.
– Худи?
– брови старичка-боровичка приподнялись.
– Какого такого Худи?
– Ну, как это какого?!
– произнес Жорик таким тоном, будто хотел сказать, да ладно вам придуриваться-то.
– От Худинского Вовки. Мента бывшего, будто не знаете. Вы с ним вместе на зоне сидели.