Меч генерала Бандулы
Шрифт:
Путь лежал по пустынным местам. Деревни казались безлюдными, и квадраты рисовых полей щетинились прошлогодней соломой.
Война была еще близка, и по этой дороге прошло слишком много голодных солдат. Даже горшок на полочке, прибитой к стволу дерева, был пуст и кружка пропала – некому было налить воды для путников.
Иван старался, чтобы не так жарко было, припомнить прохладу вологодской рощи, но видение, такое послушное обычно, сейчас скрывалось за пыльным облаком. Второй день путешествия на север подходил к концу.
– Сегодня
– Дойдем до деревни Тауншве. Там нас будут ждать.
– Река! – крикнул солдат.
– Все правильно – Иравади. Мы снова вернулись к ней, – сказал Аун То. – Привал. Напьемся, и пускай напьются кони.
– Может, и заночуем здесь? Солнце уже низко, – сказал Иван. – Кони устали.
– Кони устали, – подтвердил солдат, стоявший рядом.
– Знаю, – сказал Аун То. – Но не хочется ночевать здесь. До деревни доберемся засветло.
– Не успеем, – сказал солдат. – Я из этих мест. К сумеркам будем только у пагоды Трех Духов. Это плохое место.
– Все равно поедем. Успеем к деревне.
Солдат оказался прав. Когда дорога привела путников к кустарнику, из-за которого выглядывала вершинка небольшой пагоды, солнце уже спустилось к синим горам на том берегу Иравади. Еще полчаса, и наступят короткие сумерки.
– Ночуем здесь, – сказал Аун То, и, как будто поняв его, кони прибавили шагу, и даже буйволы, запряженные в повозку, приподняли тяжелые рога и потянули сильнее.
Пагода Трех Духов стояла на плоской вершине холмика. Колючие кусты окружали ее со всех сторон, и дорога к ней казалась коридором, прорубленным меж невысоких неровных стен. В сумерках кусты казались темно-синими. Кое-где платформа под пагодой дала трещины, и сквозь них пробились травинки, выгоревшие под солнцем, жесткие и, казалось, мертвые. Сама пагода – конус в два человеческих роста, сложенный из кирпичей и обмазанный штукатуркой, – была давно не белена. Дожди смыли известку и окрасили в белый цвет площадку.
Солдаты разожгли костер, и от его света сразу стало темнее вокруг. Только Иравади, подходившая совсем близко к пагоде, серебрилась под низко висящей луной.
Иван обошел площадку. С трех сторон холм спускался полого, с третьей, дальней от реки, оканчивался обрывом, по краю которого щетинилась полоска кустов. Было уже так темно, что не разберешь, глубокий ли овраг. Но Иван решил, что неглубокий, – другая сторона его, тоже поросшая кустами, была совсем близко.
– Ты не голоден? – спросил Аун То. – Рис сейчас будет готов.
Солдаты расстелили на земле циновки и каждому на банановый лист положили по горке сваренного еще утром и разогретого риса. Один из них, продираясь сквозь кусты и приговаривая: «Змей здесь нет, нет ни одной, а если есть, они не захотят меня укусить», поднялся с реки, неся воду.
– А змей здесь много? – спросил Иван.
– Очень много. Поэтому и пагода называется пагодой Трех Духов.
– А что общего
– Это старинная история, – начал солдат, довольный тем, что нашел слушателя.
– Я тоже слышал эту сказку, – перебил его Аун То. – Как три разбойника...
– Если вы позволите, господин, я сам расскажу эту историю, – сказал тот солдат, что боялся змей. – Я из этих мест.
– Расскажи, – согласился Аун То.
– Это не сказка. Это случилось в самом деле, только очень давно, когда главным городом в Бирме был славный Паган и правил им могучий царь Анируда. Жила там девушка изумительной красоты, и звали ее Ма Ни Ни. Все любили ее, потому что она была не только красивой, но доброй и ласковой. Даже птицы прилетали по утрам на ее крыльцо, чтобы спеть ей свои песни. Многие богатыри сватались к ней, но все получали отказ. Ма Ни Ни как-то увидела на празднике принца Чанзитту и решила, что отдаст свое сердце только ему...
Аун То подбросил в костер сухих ветвей, и огонь осветил неверным красноватым светом лицо рассказчика. Иван подумал, что так же сидели бирманские солдаты у костра и во времена древнего царя Анируды.
– Но Чанзитта, отважный и прекрасный воин, не знал о любви Ма Ни Ни и уехал на юг покорять город Татон. И тогда старый ростовщик Кула решил взять Ма Ни Ни себе в жены. Он был очень богатым человеком, но очень злым и многих разорил, потому что брал очень большие проценты.
– У нас в деревне ростовщик тоже берет очень большие проценты. Прошлой весной мы отдали ему половину риса, – сказал молодой солдат, сидевший в тени.
– Не перебивай, Ко Мья... На чем я остановился? Да, и решил ростовщик взять Ма Ни Ни в жены. Он пришел к ее отцу и предложил ему целую повозку золота. Но отец Ма Ни Ни был добрый и гордый человек. «Не надо мне золота, – сказал он. – Ты лучше спроси мою дочь, хочет ли она, чтобы ты был ее мужем». А Ма Ни Ни сказала: «Постыдись, отец! Твой зять будет старше тебя!» Но однажды Ма Ни Ни с отцом поехала на юг навестить свою тетю. И ростовщик нанял трех разбойников, чтобы они схватили Ма Ни Ни, убили ее отца и привезли девушку к нему в его лесной дом...
Иван слушал легенду и краем глаза поглядывал на реку. Ему показалось, что по серебряной дорожке поднимается черная полоска – лодка. Он хотел было сказать об этом Аун То, да не стал перебивать рассказчика. Черная полоска приблизилась к берегу и пропала в тени.
– Разбойники быстро доехали до того места, на котором мы теперь сидим. Вон там, под обрывом, в овраге, – солдат показал в сторону, противоположную реке, – они построили себе из камней дом и в нем ночевали. И вот однажды они слышат – стучат по дороге копыта. Это ехала повозка, в ней Ма Ни Ни, а рядом, на коне, ее отец. Разбойники бросились из засады на путников, отца девушки убили, а ее связали. Время было позднее, как сейчас, и они решили сначала переночевать, а с рассветом поехать к старику-ростовщику.