Меч Господень
Шрифт:
Подойдя поближе, я увидел, как двое дюжих санитаров несут на носилках прикрытое простыней человеческое тело. Какое-то недоброе предчувствие шевельнулось у меня в душе, и, бесцеремонно растолкав прохожих и милиционеров, я подскочил к носилкам и откинул простынь. Меня точно громом поразило. На носилках лежала моя Элла. Мертвая Элла.
Не помню, что тогда со мной произошло. Кажется, я бился в истерике в руках крепко державших меня санитаров и патрульных, бессвязно выкрикивал имя моей жены. Когда я немного успокоился и пришел в себя, ко мне подошел крепко сложенный мужчина в гражданской одежде и, представившись следователем, отвел меня в машину, усадил и коротко, без излишних подробностей описал картину совершенного преступления.
Следователь сочувственно посмотрел на меня и предложил вернуться к себе домой. Он подвез меня на машине прямо к подъезду, после чего распрощался, договорившись о встрече на следующий день в его рабочем кабинете. Всю ночь я рыдал, не находя себе места. Выпил бутылку водки, пытаясь заглушить безысходную боль своей души. Но алкоголь совсем не действовал на меня, и к утру я был совершенно трезв, только раскалывалась голова, и болели глаза.
После того вечера, когда ушла из жизни моя жена, прошла неделя. Мне не хотелось дальше жить без нее и, наверное, я бы отправился вслед за нею, если бы не жгучее желание отомстить за ее смерть и поругание. Но, как и кому мстить, если не знаешь, кто является убийцей? Как обычно, в большинстве таких случаев следствие зашло в тупик. Никаких свидетелей, никаких улик, кроме отпечатков пальцев на орудии убийства. В картотеке преступник не значился.
Сотрудники органов правопорядка ничего не могли поделать и лишь разводили руками – «ищем». На самом деле им было совершенно наплевать на все это, ведь они каждый день сталкивались с мерзостью и уже не волновались, привыкнув к ней. Но я-то не был спокоен. И тогда я предпринял отчаянный шаг, решив взять правосудие в свои руки.
Дело в том, что я обладал кое-какими сенситивными способностями, которые спонтанно проявлялись у меня от случая к случаю. Сами понимаете, что, наверное, любой пишущий серьезно о мистике и оккультизме человек сам становится приобщенным к таинственным силам и сверхъестественным явлениям. Когда много и интенсивно думаешь о чем-то, это начинает притягиваться к тебе и проявляться в твоей жизни. А тем более, когда излагаешь это на бумаге.
Так вот, я принялся ходить в парк, на то самое место преступления, пытаясь получить хоть какую-то информацию об убийце моей жены. Подолгу стоял на одном месте, уставившись на куст, возле которого подонок совершил свое черное дело. Однако все мои попытки оставались безуспешными, мне никак не удавалось раскрыть нужный психический центр, необходимый для считывания информации с объекта.
Однажды я натолкнулся на следователя, который испытующе, даже с некоторым подозрением оглядел меня и, после того, как поздоровался, спросил о том, что я здесь делаю. Сильно смутившись, я что-то бессвязно ответил ему, вроде того, что решил пройтись по парку и развеяться.
– А на это место вы забрели, конечно же, случайно?
Я ничего не ответил ему, раздраженно подумав, какое ему собственно до всего этого дело.
– Лучше не терзайте напрасно свою душу, господин Горбовский, ведь вашу жену уже не вернешь, не нужно приходить сюда, хотя, конечно, я понимаю ваше состояние и ваши чувства.
Я согласно кивнул, в душе совершенно с ним не согласный. Нет, черт побери, я буду продолжать приходить сюда до тех пор, пока не узнаю то, что хочу! И… однажды это случилось.
Был ясный солнечный день. Я вновь пришел на то место и, как всегда, уставился на поломанный куст. Вокруг щебетали птицы, смеялись прохожие, колыхались от ветра кроны деревьев, одним словом, жизнь продолжалась. А для меня она словно бы остановилась, моей любимой больше не было на этом свете. Я не думал тогда, что
Когда слезы иссякли, я почувствовал вдруг безмерную ненависть к убийце. Будто кто-то впрыснул мне в кровь черный яд, который теперь закипал в моих венах, отравляя разум и сердце. Сознание мое помутнело от подступившей к нему слепой ярости и желания покарать злодея. Каждой клеточкой своего тела я возжелал его гибели, и тогда во мне внезапно что-то взорвалось. Внутри все сжалось от напряжения, и, собрав всю свою волю и энергию в единый комок, я сконцентрировал эту мощь в центре головы.
Словно вспышка нестерпимо яркого огня ослепила меня на какой-то миг, и тут передо мной возникли видения. Я стоял и ничего не видел вокруг себя, кроме тех событий, что принялись мелькать перед моим мысленным взором. Я увидел картину совершенного здесь преступления от начала до конца. О, это было невыносимо для психики любого человека, а тем более для моего обостренного восприятия! Я видел, как мужчина в темной помятой одежде напал на мою жену, оглушив ее сзади ударом металлического бруска. Как он принялся насиловать ее, после чего, словно озверев от содеянного, подобрал брусок и стал колотить ее этой железкой по голове.
Из моего горла вырвался хриплый стон. Схватившись за голову, я поплелся прочь, сам не зная, куда несут меня ноги. Так я прошатался бесцельно по улицам, пока окончательно не пришел в себя. Наверное, вид у меня был ужасно диким и растрепанным, потому что все прохожие как один удивленно оборачивались на меня.
Но зато теперь я знал, что мне делать. Во мне открылись какие-то новые, неведомые доселе силы. Кажется, это носит название психометрии или ясновидения. В руках я держал невесть откуда взявшийся железный брусок, тот самый, что послужил орудием убийства. Как это объяснить? Я затрудняюсь ответить на этот вопрос. Знаю лишь, что до того момента брусок, как вещественная улика, был заперт в сейфе у следователя. Выходит, что каким-то образом он был телепортирован оттуда мне. Одним словом, брусок этот служил в качестве путеводной нити. Глядя на него и ощущая ладонями его тяжесть, я двигался в нужном мне направлении, действуя словно пеленгатор.
Вскоре я достиг искомого места. Я стоял с закрытыми глазами, не двигаясь, возле подъезда девятиэтажного дома и, как во сне, передо мной, сменяя поочередно друг друга, проплыли картины. Вначале я увидел обитую кожаной клеенкой дверь, отчетливо виднелись кнопка звонка и номер. Затем моему взору предстало лицо небритого опустившегося мужчины. Я непроизвольно вздрогнул – это был тот самый насильник.
Очнувшись, я непонимающим взглядом огляделся вокруг себя. Во дворике играли дети, где-то рядом по мостовой прогромыхал трамвай. Эти звуки вернули меня к действительности, в привычную для рассудка реальность. Растерянность прошла, и теперь я был совершенно спокоен, собран и хладнокровен. Я вернулся к себе, прилег, не раздеваясь, на разобранную постель и сразу же заснул. Проснулся что-то около полуночи. Кое-как скоротав за книгами и сигаретами ночь, под утро я надел перчатки, прихватил с собой кухонный нож, а вместе с ним и злосчастный брусок железа и направился по известному мне теперь адресу.
Солнце еще не выглянуло из-за горизонта, и в предрассветной тишине мои шаги были единственным звуком на безлюдных улицах, если не считать веселого щебетания проснувшихся птиц. Я поднялся на нужный этаж и остановился перед знакомой уже дверью. Нажав на кнопку звонка, я немного выждал, затем вновь позвонил. В ответ ни звука. Я уже подумал было, что явился не вовремя, когда за дверью раздался какой-то шорох. Прислушавшись, я прислонился к замочной скважине и тут заметил, что дверь подалась вперед. На мое счастье она была не заперта.