Меч королевы
Шрифт:
Они сели, слуги дома принесли еду, и все принялись за трапезу. Харри внимательно следила за теми, кто подносил блюда. Среди городских слуг женщин и мужчин было примерно поровну. Харри порывисто повернулась к Матину и спросила тихо, чтобы Корлат не слышал:
– Почему в походном лагере у нас не было домашних слуг-женщин?
Матин улыбнулся птичьей ножке, которую держал в руке.
– С нами вообще было мало женщин.
– Когда мы через несколько дней выступим, – подал голос Корлат, – то возьмем нескольких с собой, если ты этого хочешь. Даже войско, идущее на войну, нуждается в некотором уходе.
– Не сочтите за глупость, – натянуто отозвалась Харри, – но мне будет приятно, если служанки дома отправятся с нами.
Король торжественно кивнул, а Харри вспомнила тот, первый пир. Тогда она сидела молча, еще сбитая с толку и перепуганная после скачки через пустыню мешком поперек Корлатова седла. «И я по-прежнему сбита с толку и напугана», – подумала она печально и коснулась золотой булавки на кушаке. Металл холодил пальцы.
За едой говорили о только что прошедших Лапрунских играх и о том, как показал себя сын такого-то и такого-то. Всадники следили за Играми с большим вниманием, подогреваемым близостью северян. Матин одобрительно отозвался о выступлении девицы по имени Сенай. Ей предложат присоединиться к войску, когда то будет готово выступить. Кисин тоже высоко оценил ее, поэтому она осталась в Городе, надеясь на подобный призыв.
– Где ее дом? – спросил Корлат.
Матин нахмурился, припоминая.
– Схпардит, – сказала Харри.
– Схпардит? – удивленно переспросил Матин. – Должно быть, дочка старого Нандама. Он всегда говорил, что из девки солдат вырастет. Хорошо для нее.
– А из Матина, похоже, биллиту растет? – заметил Иннат, и по столу прокатилась рябь смеха.
Харри обернулась к наставнику, и ей показалось, что вид у него бесстрастнее обычного.
– Я выбираю только лучших, – твердо сказал Матин, и все снова рассмеялись.
«Биллиту» – «любитель дам». Харри непроизвольно улыбнулась.
Никто не упоминал о блестящем выступлении юноши на большом гнедом, которому досталась бульшая часть похвал, и Харри потихоньку расслабилась. «Хотя, – подумала она, глядя в свой кубок, – наверное, вино тому способствует». Трапеза текла своим чередом.
Наконец все убрали, и повисла выжидательная пауза. Еще прежде, чем показался человек с кожаным сосудом, Харри поняла, что сейчас принесут Воду Видения. На сей раз она понимала, о чем говорили Всадники. Война присутствовала почти во всех видениях. Война с северянами, и вел их некто больший, чем человек, меч его сверкал цветом безумия, и ужас наполнял сердце любого, кто выезжал против него.
Фаран рассмеялся коротко и невесело и заявил, что увиденное им никого не касается. Хантиль видел собственный клан, мрачно скачущий к Городу с неведомой вестью. Хантиль был родом из деревни в горах, где проходила северная граница Дамара.
– Мне это не нравится, – заметил он. – Никогда не видел отца таким суровым.
Иннат вздохнул над своим Видением:
– Я видел Озеро Грез. Словно бы ранняя весна, на деревьях почки. Всадники едут по берегу, но нас всего пятнадцать.
Матин набрал в рот Воды и уставился в пространство, будто обратился в камень, статую в каменном Городе. На лице его выступил пот, и капли покатились по лбу. Затем он шевельнулся и ожил, но пот продолжал течь. Голос его, когда он заговорил, был хриплый:
– Я горю. Больше ничего не знаю.
Как только руки Харри сомкнулись вокруг горла фляги, в коричневой коже бурдюка, между тонкой оправой, проступила другая картина, не та, которую вытеснил там кожевенных дел мастер. Она увидела Цорнина, застывшего посреди пустыни. И всадник его держал белый флаг или кусок белой ткани, привязанный к концу палки.
– Что ты видишь? – мягко спросил Корлат, и она рассказала.
Нос и подбородок всадника закрывала белая ткань, но Харри дрожь пробрала при мысли, что она видит собственное лицо таким жутким образом. А вдруг все еще хуже и это не ее лицо? Цорнин перешел на рысь, а затем пустился в галоп, и Харри увидела, куда они направляются. Впереди маячили восточные ворота Генерала Мэнди. Затем картина рассеялась, и у нее перед глазами снова возникла затейливо обработанная поверхность бурдюка с Водой. Харри поднесла его к губам.
Когда она пригубила Воду, в голове словно что-то взорвалось. Харри вздрогнула от удара. Правая рука до плеча онемела, и только хватка левой уберегла сосуд от падения. Затем она ощутила новый удар, такой же, как первый, и сообразила, что сидит на Цорнине, а тот визжит от ярости и страха. Небо казалось черным, кругом раздавались крики и вопли, им вторило эхо в ущелье с высокими стенами. Еще один такой удар, и она вылетит из седла. Вот-вот он на нее обрушится и… В глазах прояснилось, она снова оказалась за столом. Правая рука была на своем месте.
– Я не… не знаю, что именно я видела. Думаю, я сражалась и… похоже, проигрывала.
Она слабо улыбнулась, правая рука по-прежнему работала плохо. Корлат забрал у нее бурдюк.
Он в свою очередь отпил, и Харри увидела, как глаза у него меняют цвет, пока не стали такими же желтыми, как в тот раз, когда она впервые увидела его во дворе Резиденции. Затем он закрыл их, мышцы лица и шеи напряглись, костяшки пальцев, казалось, вот-вот порвут кожу. А затем все кончилось, король открыл глаза, и они снова были карие. Взгляд его метнулся к ней, и почудились в нем отблески видения, похожего на ее собственное.
– Я видел лицо врага, – спокойно сказал Корлат. – Красотой не блещет.
Пришел слуга и унес Воду. Снова подали вино, и тени немного разогнало. Всадники начали выжидательно поглядывать на Корлата, но это было более веселое ожидание, нежели то, что предваряло Милдтар. Харри тоже заразилась их нетерпением, хотя и не знала, чего ждать, и оглядывалась в поисках подсказок.
Они трапезничали одни в просторном зале, и их немногочисленные голоса взлетали к потолку, словно живые существа, наделенные собственной волей. Но когда Воду унесли, вокруг малого помоста, где сидел король со своими Всадниками, начали собираться люди. Они входили со всех сторон и устраивались на подушках или стульях. Некоторые поднимались на нижний помост и рассаживались вокруг большого стола, окружавшего Всадников. Появилось еще больше слуг. Одни несли подносы, другие – низкие столы и расставляли новые блюда или передавали их среди растущего числа гостей. Слышался гул беседы, негромкой, но возбужденной. Харри терла пальцами золотую булавку в кушаке, пока та не согрелась.