Меч на ладонях
Шрифт:
На лошадях викинги не воевали, чем очень огорчили привыкшего к джигитовке казака. Но и в пешем бою у подъесаула было чему поучиться. Имея преимущество в росте, длине рук и весе перед любым из дружины, казак легко фехтовал своей саблей, которая по весу не уступала большинству мечей гридней ярла. При этом он крутился как волчок, приседал, ухал, уворачиваясь от саженных замахов дружинников, то увеличивая, то сокращая дистанцию. Даже поменяв саблю на деревянный учебный меч, он легко одолел всех молодых, а затем и нескольких старых опытных рубак из телохранителей ярла. При этом наотрез отказываясь взять во вторую руку щит. Тем не менее очень скоро пользу щита доказал ему все тот же Бьерн, заменив меч на длинное копье с широким наконечником. Не давая казаку сократить
Захар отказался осваивать меч. При своем преимуществе в росте он предпочел более простую, но не менее эффективную секиру. Традиционное оружие викингов требовало недюжинной силы, которую те приобретали с двенадцати лет [38] , участвуя в качестве гребцов в бесконечных набегах на своих драккарах и терроризируя все побережья от Руси до Сицилии. Силы у сибирского промысловика было с избытком даже по меркам двадцатого века. Он довольно легко освоил щитовую рубку «стенка на стенку» и нюансы индивидуального боя на топорах и боевых молотах. Под одобрительное кряхтенье старых гридней, проводящих учения, затупленная секира в руках красноармейца летала как живая, а размеренные удары, которые он наносил по щитам соперников, напоминали работу хорошего лесоруба. Широкоплечие викинги только ухмылялись, когда под ударами Захарового оружия разлетались более хлипкие дружинники из Центральной Руси. Впрочем, молодые викинги держались немногим лучше. Как сказал Слугви Лисица, руководивший обучением молодежи, в бой пускать такого еще рано, годок пусть учится, но если что, то в щитовом строю, может, и выживет.
38
С двенадцати лет викинг мог участвовать в походах.
Хуже всего дела обстояли у Кости. Будучи самым высоким из «полочан», он не мог похвастать ни выносливостью и силой Пригодько, ни опытом Горового. От секиры рука его быстро уставала, и, хотя эта проблема могла быть решена длительными тренировками, он остановил свой выбор на мече. В бою этим оружием разница в классе с соперниками по тренировкам для него частично нивелировалась длиной рук, а работа ног напоминала «танец» в дзюдо, где выдвинутая вперед нога также не может быть опорной и должна легко уходить с линии атаки.
Учения шли тяжело. На то, чтобы вырастить хорошего воина, уходят годы, а обучение идет всю жизнь, причем от качества усвоения информации часто зависит и продолжительность самой жизни. Но успехи были. Легче всего шла работа в «стеновом» бою, когда бедро и бок прикрыты щитом соседа, а атака зависит от длины рук и меча. Хуже пока обстояли дела в индивидуальном бою, но работа со старыми гриднями, каждое утро гонявшими молодых дружинников, и по вечерам с Горовым, передававшим товарищам по несчастью основы фехтования на саблях, давала плоды. Тимофей постоянно сетовал на отсутствие возможности тренировок на лошадях, убеждая, что «добрая» лава сметет «энтих землекопов» или «пехтуру», как ветер сдувает листья. Ярл и старшие дружинники посмеивались над этими словами, утверждая, что своим щитовым боем варяги били всю Европу и от добра добра не ищут. К тому же, идя в поход на драккарах (а как же еще ходить в походы?), где уместить лошадей? Все свободное место на кораблях должны занимать еда и вода, чтобы набег был удачен и внезапен, а на обратном пути – добыча и рабы. Такие споры заканчивались чаще всего обиженным сопением казака и довольным хохотом варягов и дружинников.
Старый Спогги Кабанья Нога обычно добавлял, что, если бы воины должны были биться верхом, они б рождались с копытами и хвостами, а Один, даруя им меч, не забыл бы и о седле вместо задницы, – чем вызвал новый взрыв хохота среди дружины.
Единственным, кто отказался заниматься обучением на ристалище, был Сомохов. Ученый сказал, что будет использовать оружие только для защиты. А для этого ему хватит винтовки
Большую часть времени археолог проводил в лавках и лабазах торговцев, зимовавших в Хобурге, в беседах с торговыми приказчиками и купцами, пытаясь узнать политическую ситуацию в Европе и разведать пути в Малую Азию. Выходило как минимум два варианта: через Киев в Константинополь, а оттуда через Босфорский пролив или через Геную и Пизу. Первый вариант был короче, но имел существенный недостаток: Византия воевала с арабами, захватившими ее владения в Азии, и поход через Константинополь грозил стать путешествием через театр боевых действий, где первым делом рубят иноверцев, чужестранцев и вообще тех, кто под руку попадется. Второй вариант был более продолжительным, но менее опасным. Хитрованы генуэзцы и венецианцы, конкурируя с византийскими купцами и друг с другом, торговали и дружили с мусульманской Малой Азией, а в том числе и с Эдессом и Антиохией. Кроме того, через Хобург часто ходили караваны в Германскую империю, а через германские североитальянские земли более вероятно было благополучно добраться в города-республики.
За время, которое «полочане» провели в гостях у ярла, осваиваясь в новом мире, через Хобург пару раз проходили торговые снеки из русских земель. Но это были свенские или нурманские корабли, продавшие селедку и железо и спешившие домой с пенькой, льном, мехом и медом. Караваны, идущие в Померанию или Британию, еще только сколачивались на выходе из Новгорода. До монополии Ганзейского союза торговля еще не доросла, но морские конунги по весне сбивались в приличные стаи и рыскали по Балтике, поэтому торговцы пускались в путь только в составе большой компании и с надежной охраной.
В один из вечеров Сомохов предложил провести инвентаризацию наличных вещей, с целью выявления их полезности и, соответственно, ценности для окружающего мира. Питание им предоставлял гостеприимный ярл, при доме которого, кроме них, зимовало десятка полтора гостей. Гуннар следовал древнему норвежскому правилу: жилище, полное гостей, придает блеск роду и возвеличивает хозяина. С едой проблем пока не было, но для похода необходимы были средства, одежда и, наконец, оружие, которое стоило немалых денег. Местные кузнецы ковали неплохие мечи и копейные наконечники, но лучшее вооружение везли из Новгорода, а доспехи – из Алемании, и обходилось это недешево по любым меркам.
Дела были не особенно хороши. Из драгоценностей у них оказалось лишь обручальное кольцо Горового, которое тот наотрез отказался продавать, и золотые крестики ученого и казака. Высоко ценимое тут цветное сукно было представлено в виде выцветших гимнастерок и штанов Горового и Пригодько, так как Малышев по «последней» моде был в суровых джинсах (тоже изрядно выцветших) и льняной некрашеной рубашке. Шортами и английским френчем навыпуск Сомохова можно было прельстить только местное общество авангардных кутюрье. Ввиду отсутствия таковых, одежда ученого была явно невостребована.
Оставались личные вещи. Конечно, продажа даже одной винтовки решила бы проблему наличных, но все постановили, что оружие пригодится им самим. Да и «давать обезьяне гранату», как выразился Малышев, никто не хотел.
Пришлось перебирать вещмешок Захара и сумку Кости, так как только у них сохранилось что-то ценное еще из прошлой жизни. Начали с сидора [39] красноармейца. Сомохов, как специалист по окружающей их эпохе, сразу отложил в сторону нож, пару газет, три полных диска к автомату, гранату и пустой кисет из-под махорки. Отсутствие последней особенно тяжко переживали курящие Горовой и Пригодько. Все отложенное на продажу могло поступить только в самом крайнем случае.
39
Сидор – мешок с затягиваемой горловиной. Носится как рюкзак.