Меч обнажен
Шрифт:
Да, приземление — это искусство, которому, как откровенно сказал сержант, невозможно научиться за столь короткое время. Новичок должен подготовиться к переломам и растяжениям. Но Лоренс отказался слушать. Всё, что имело значение сейчас, так это прыжок в темноту, несколько минут в воздухе и затем прикосновение к земле Нидерландов. На этот раз он уверен в своих ногах, он знает, что может сделать и как это сделать. И в мыслях его сам прыжок превратился в незначительный промежуток между бомбардировщиком и землёй, куда он так стремился.
Юноша даже не слушал предостережения. Потому что был уверен, что то, что ему предстоит сделать, — его собственный способ участия в войне, и что ему удастся успешно завершить это дело. Он не знал почему, но думал, что это правда, а не самонадеянность или слепой отказ взглянуть в лицо опасности.
А теперь над ним нависла громоздкая фигура в лётной форме.
— Время прыгать…
Лоренс потрогал пряжки на своём поясе. Парашют мешал идти, когда он боком пробирался вдоль лестницы.
— Это то место?
— Да. Навигатор проверил. Удачи и до свидания!
Он наполовину выпал, наполовину выбросился вперёд в свирепый взрыв воздуха, вытолкнувший его в пугающую пустоту ночного неба. Нащупав кольцо, Лоренс потянул за него. Тело тут же дёрнуло вверх, сильным рывком, встряска от которого не пропустила ни единого позвонка в его позвоночнике.
Позади, на побережье, распускались цветы зенитного огня и лучи прожекторов, обшаривающих небо в поисках бомбардировщиков, уже благополучно углубившихся на их территорию. Мир под ним выглядел плоской чёрной массой без единого лучика света, который мог бы послужить ориентиром. И впервые Лоренс осознал грандиозность своей задачи. Сможет ли он нацелиться на край болот, как беспечно планировал, если самих болот не видно? Даже если они лежат прямо внизу, он не может этого определить. Придётся довериться точности навигатора и своему собственному управлению парашютом. Он лишь понадеялся, что приземлится достаточно близко от цели.
И едва ли не раньше, чем эти мысли пронеслись в голове юноши, его пальцы занялись своей недавно выученной задачей. Слегка потянуть, потом сильнее, попытаться в другом направлении. Так, пытаясь управлять наполненным ветром шёлком, Лоренс несся вниз, к невидимому пятну, которое было Нидерландами.
Глава 13
Волчья пасть
В конце концов он разминулся с сущим бедствием меньше, чем на ширину ладони. Возможно, что лишь последний отчаянный рывок, судорожное усилие, когда он разглядел привыкшими к темноте глазами, что надвигается на него, отнесло его прочь от смерти.
Потому что вместо открытого всем ветрам поля, он попал в рощу.
Одно долгое мгновение Лоренс продирался и проталкивался сквозь листву и ветви, скрёб руками и ногами кору, чувствуя это даже сквозь одежду. Затем он закачался маятником, шёлк парашюта основательно запутался у него над головой. О том, чтобы расстегнуть упряжь и спрыгнуть, не могло быть и речи — под его болтающимся телом могло быть и три, а то и все десять футов пространства. Разглядеть это подробнее не удалось.
Снова обретя дыхание, юноша попытался подтянуться по стропам, хотя бы для того, чтобы слегка побеспокоить путаницу шёлка вверху. Потом протянул руки в отчаянной надежде найти какую-нибудь ближнюю ветвь, способную выдержать его вес. Ногти коснулись коры, слегка её процарапав. Он радостно взбрыкнул, заставив упряжь снова раскачиваться.
Он смог уцепиться ногтями. В последнем усилии Лоренс потянулся к тому, что сулило помощь. И через две минуты вскарабкался верхом на внушительную ветвь и уселся, крепко прижимаясь спиной к стволу дерева, пока не освободился от лямок.
Первым делом следовало освободить парашют и спрятать его. Но обстоятельства не позволяли этого сделать. Альтернативой было убраться как можно дальше от предательского свидетельства своего присутствия прежде, чем его заметят.
Австралия оставила Лоренса не в лучшей форме для альпинизма и он мог только поблагодарить американского десантника за толику искусства, которое он сумел продемонстрировать в этом карабкании, завершившемся тем, что менее предвзятый наблюдатель назвал бы скверным падением.
Некоторое время юноша лежал, втягивая воздух в лёгкие, откуда тот был вышиблен, пока осторожно не призвал одну мышцу за другой возобновить свою работу.
Теперь он смог разглядеть нечто за стволом дерева и сразу вскочил. Белая стена, значительно выше его роста. Вид её не сулил ничего хорошего. Но оказался ли он снаружи или внутри? И что она защищает или ограждает?
Держась вначале под прикрытием дерева, а затем проскользнув в объятия колючего кустарника, Лоренс добрался до стены и, мгновением позже, до полоски земли, разрешившей его вопрос слишком очевидным образом. Свежепроведённые борозды, как в саду. По всем признакам он находился внутри.
Ну хорошо, пришло время воспользоваться головой, если он хочет сохранить её на плечах. В каждой стене есть ворота. Ему нужно только найти их, а потом он скроется в ночи, оставив свой парашют пугать и мистифицировать каких-нибудь невинных жителей утром.
Подходящим методом поиска ворот казалось просто следовать вдоль стены. Но здесь это было легче сказать, чем сделать. Владелец явно имел склонность к высаживанию кустов и деревьев, которые необходимо обходить стороной.
Безусловно, ни одна стена не может уходить слишком далеко, не поворачивая. Хотя и может тянуться миля за милей… Казалось, прошли часы, пока он, слегка успокоившись, направился на поиски ворот. Ну вот, наконец, угол и ещё один ряд кустов. Затем юноша неожиданно угодил в холодный пруд и с трудом подавил восклицание, готовое сорваться с его губ. К тому же он, должно быть, оставлял след подобно слону, но с этим ничего не поделаешь.
Затем путь преградила стена низкого кустарника, через который он проложил путь на четвереньках и в конце концов был вынужден ползти. И только за ним он уткнулся подбородком в гравий на дорожке. Перед Лоренсом возникли столь долгожданные ворота.
Но потребовалось вмешательство врага, чтобы спасти его от последней глупости — желания подняться на ноги и выйти в эти, вроде бы, безопасные ворота. Послышавшийся низкий свист загнал его обратно под кусты. И он увидел, предельно сконцентрировавшись, одеревеневшую фигуру человека, совершающего обход. Часовой был настороже и не олух. К тому же имел неприятную привычку останавливаться на полушаге, тревожно оглядываясь вокруг, словно он был в сердце вражеской страны, а не у ворот дома среди уже год как оккупированной нации. Эта чрезвычайная встревоженность много говорила о ночных развлечениях Лоренсовых собратьев-голландцев, но он бы хотел, чтобы у часового не было причины бояться чего-то в темноте — хотя бы этой ночью. Но поскольку причина существовала, шанса преодолеть этот барьер не было. Следовало попытаться где-нибудь в другом месте. Но юноше не хотелось оставлять подъездную дорожку ради загадок сада, где он мог без предупреждения наткнуться на что-нибудь незнакомое, что сразу выдаст его. На одном конце дорожки были ворота, а что на другом?
Стараясь припомнить все уроки по знанию леса, он пополз обратно вдоль гравия. Очевидно, наци, охранявшие дом, ничего не опасались внутри ограды, не то они повытаптывали бы всё здесь давным-давно. Растревоженные ночные насекомые вились над лицом и шеей, а влажная трава путами обвивалась вокруг запястий и кистей, когда Лоренс нащупывал свою тропу. Хотя ночь выдалась холодной, его рубашка прилипала к плечам и рёбрам, и капли пота выступали у корней волос, стекали по щекам и капали с носа и подбородка. Несмотря на все попытки двигаться бесшумно, случались моменты, когда треск сломанной веточки звучал в его собственных ушах так громко, как зенитный огонь. Но, возможно, часовой свыкся со всякими звуками в ночном саду и ни крика «стой», ни звука выстрела, которых временами ожидал Лоренс, так и не раздалось.