Меч равновесия. Книга вторая
Шрифт:
Они лежали прикрытые лёгкими покрывалами, когда из другой половины шатра появился хан.
– Вставай король, на дворе уже полночь. А я обещал королеве вернуть тебя после полуночи, – склонился он над спящим.
Капитан тряхнул тяжёлой головой и уставился на Аспаруха.
– Так это был заговор, – просипел пересохшим горлом он, поднимаясь, и, не стесняясь своей наготы, стал одеваться. – А тебе-то что за прок в нашем свидании? Неужели ты так сильно любишь свою племянницу, что готов потакать ей во всём?
– Это так, но не любовь главное…
– А что же ещё?
– Тот который родится от вашей любви – будущий Великий вождь!
– Почему вы все так уверены, что от меня будут рождаться великие воины и вожди? – раздражённо вскричал Павел.
Они уже выпили с Аспарухом по чаше козьего молока и его голос восстановился.
– Это не мы уверены. Звёзды да кости нам предсказали, – серьёзно ответил хан.
И Павел ему почти поверил.
– Но ведь и ты хан! Жёны твои нарожают тебе много сыновей.
– Ты прав. Но после моей смерти место главного хана займёт лишь самый достойнейший. И это будет он – твой сын.
– Не понимаю. В другом ханском стане Гульну бы уже удавили.
– В другом – да. Но болгарам, окружённым множеством врагов, нужно становиться крепким государством. И не о тёплом месте для своих сыновей пекусь я, а о процветании и могуществе Болгарии. Что возможно только лишь при сильном правителе.
Павлу ни с того ни с сего на ум пришло название темы давнего школьного сочинения – «Марксизм-ленинизм о роли личности в истории». В нём он, пользуясь брошюрами источников, доказывал, что личность в истории – это ничто. Другое дело – сплочённые пролетарские массы. Какие там к чёрту массы! Вот они! Аспарухи. Которые ещё при жизни думают, чтобы построенное ими не пошло на разор! Казалось бы, какое дело ему до того, что будет с государством после его смерти. Ан нет. Ещё и государства нет, а мысли правителя о достойном преемнике.
Лишь Гульне было наплевать на споры мужчин. Она лежала, свернувшись калачиком, и думала о своём, о женском. О том, что она никого уже не полюбит. Разве можно кого-нибудь любить после такой, поистине королевской любви. Все мужчины просто жалкие уродцы в штанах по сравнению с её Само. Она непроизвольно улыбнулась сравнению.
Павел, не стесняясь присутствия Аспаруха, наклонился и крепко поцеловал потянувшуюся к нему принцессу. Затем вышел из шатра. Он шагал по ночному лагерю, вспоминая пережитое, не замечая, как безмолвной тенью за ним следует его охрана. У каждого своё предназначение в этом мире.
8
Утро выдалось свежее и солнечное. Минуло три дня после той злополучной ночи. Всё произошедшее вспоминалось каким-то далёким нереальным видением. Павел не мог понять, что с ним происходит. Его, то непреодолимо тянет к Гульне, то он её ненавидит так, что готов убить.
Не только он сам, но даже Тина стала свыкаться с мыслью, что его считают чуть ли не племенным быком- производителем. Павла передёрнуло от пришедшей в голову мысли. Фу ты, чёрт, ну и влип я с этими средневековыми страстями. Тину ему было жалко. Он любил её, в этом у него не было сомнений. В отношениях к другим… Без ста граммов не разберёшься.
«А не сходить ли мне к Груту?» – мелькнула крамольная мысль. Павел попытался выбраться из постели, не потревожив сладкий сон Тины. Но меры предосторожности оказались бесполезными. Дитя степи спало чутко.
– Ты куда? – прижалось к нему тонкое девичье тело.
– Да я, это… Я Груту обещал… Надо встретиться, или попозже… – пробормотал он, чувствуя, как к нему всё плотнее прижимается жаркое и упругое чудо.
– Попозже, милый, – проворковала девушка.
«Э-э-х! Что вы со мной делаете!» – вздохнул капитан и сдался.
Когда Тина уснула, он поднялся и оделся. Выйдя на улицу, капитан обнаружил, что жизнь там бьёт ключом. Полным ходом шли приготовления к свадьбе.
На кострах запекались туши баранов и молодых бычков. Готовились различные блюда, названия которых Павел не знал. Но ароматы в воздухе витали божественные. Павлу вновь вспомнились нищие полуголодные опера из разграбленной страны. Они бы здесь разгулялись. А мёд! Не тот забодяженный самопал из ночных киосков. Здесь всё натуральное. И смерть на каждом шагу тоже натуральная. Хотя и в его беспредельных девяностых схлопотать ножа или пулю можно было вполне запросто.
Незаметно ноги принесли Павла к повозке Грута. Шатра он себе пока не приобрёл, но кибитка у него была внушительная. Неждана окончательно переселилась к нему. Они сожительствовали, как написали бы в милицейском протоколе, гражданским браком.
При приближении короля один из охранников юркнул внутрь. Стучаться в двери, здесь было не принято. Состоятельному человеку о прибывших гостях докладывала охрана. Обыватель и так перебьётся. Не велика честь.
Когда Павел вошёл, Грут был уже на ногах и протирал заспанные глаза.
– Мир вашей хате, – благопристойно поприветствовал семейную чету гость.
– И вы здравы будьте, поклонилась ему в пояс Неждана, – она до сих пор была благодарна ему за своё спасение и всячески старалась услужить. Уж она-то в полной мере хлебнула все прелести рабской доли.
– Здравствуй, король, – немного проще выразил свою радость хозяин. – Обижаешь нас. Давно не заглядывал.
– Да всё как-то дела, заботы…
– Наслышан о твоих делах, наслышан, – сочувственно вздохнул Грут.
Павел чертыхнулся: – «Всё уже знает! Откуда?»
Словно прочитав его мысли, Грут произнёс:
– Земля слухами полнится.
– Да хватит вам! Не откушавши разговоры разговаривать, – пропела грудным голосом Неждана. – Садитесь уже к столу.
– И, правда, что это я. Гость на пороге, а я ему даже горло промочить не предложил.
– Спасибо, уже угостил… Прямо с порога.
– Да брось ты. Нашёл о чём переживать. О тебе такая слава идёт. Вот давай Неждану спросим, правильно ты поступил или нет? Она в подружках у Гульны. Неждана?