Меч Ронина
Шрифт:
Он вернулся в дом Сато и еще несколько дней провел там, в возлияниях, которым предавались хозяин с Миямото. У пьяненького чиновника удалось выяснить, где находится самый лучший публичный дом Эдо. Дан небезосновательно предполагал, что юную невинную девушку знатного рода продали именно туда. Тем более что Сато рассказывал про какую-то Кумико, которая прославилась на всю столицу изысканным обхождением и искусностью в любви. «Бедная Настя», – вздохнул Дан. Если, как он чувствовал интуитивно, подруга находилась в теле Кумико, что ей пришлось пережить? Об этом и думать не хотелось. Кстати,
Благодаря щедрости Мусаси деньги у него имелись. Едва узнав адрес публичного дома, он решил тут же отправляться на выручку к Насте.
Настя
– Кумико-сан, – поклонившись, проговорила служанка. – К вам пришли.
Настя отложила зеркальце, поправила прическу и вышла в гостевую комнату. Косметики на лице нет, ну и ничего. Теперь она только по вечерам наносила тяжелый грим гейши – чтила традицию. Днем берегла лицо – белила сушили кожу.
В гостевой ждал молодой самурай.
– Послание от господина Маэда Тосицунэ для Кумико-сан, – возвестил он. – Сегодня господа из свиты сегуна хотят отдохнуть в вашем доме.
Настя поблагодарила и заверила, что будет рада столь высокопоставленным посетителям. Самурай откланялся, а она занялась делом: отдала распоряжения служанкам, собрала «на построение» девиц, строго приказала быть готовыми вовремя. Перед такими посетителями нельзя ударить в грязь лицом.
В душе Настя ликовала: наверняка удастся переговорить с Сенкевичем! Недаром же он решил прийти в гости.
– Помните: вежливость, воспитанность, остроумие, изящная беседа – вот чего от вас ждут, – наставляла она подопечных. – И никаких похабных слов, никакой грубости. У нас приличный дом.
Повторять это приходилось снова и снова – проститутки не сразу свыкались с новым имиджем, иногда случались срывы.
Настя долго пыталась понять, почему в Японии нет гейш в привычном понимании – изящных красавиц, которые развлекают мужчин и сами выбирают, с кем проводить ночи. Потом решила, что, наверное, плохо знает японскую историю. Вполне вероятно, что институт гейш появился позже. Но это было Насте лишь на руку. Ее вечера пользовались огромным успехом в столице, и каждый хозяин борделя мечтал завести у себя такие же порядки.
Школа гейш ломилась от желающих заплатить за обучение, пришлось даже проводить среди них что-то вроде конкурса. Настя выбирала самых сообразительных и общительных девушек. Уроки шли целый день: искусство беседы, язык жестов, чайные церемонии, игра на сямисэне, пение, икебана… Каллиграфию, сложение хокку и оригами Настя решила пока не преподавать, это было слишком сложно для малообразованных девиц.
Вечером прибыли именитые гости. Настина «команда» встречала их во всеоружии. Сама хозяйка, поприветствовав и усадив самураев, устроилась рядом с Маэда Тосицунэ. Улучив момент, когда одна из гейш принялась наигрывать на сямисэне, Настя загородилась веером и шепнула Сенкевичу:
– Поухаживай за мной.
Тот расплылся в сладкой улыбке и принялся отпускать изящные комплименты красоте Кумико. Настя старательно делала вид, что польщена. Спустя пару часов, когда гости уже подпили, сказала:
– Не хотите ли осмотреть мой сад, Тосицунэ-сан?
– С удовольствием, Кумико-сан, хотя самый прекрасный цветок благоухает прямо передо мной, – галантно ответствовал Сенкевич.
Они вышли из дома в маленький садик и уселись на скамейку под кустом азалии.
– Могура бы и в комнату пириграсить, – сказал Сенкевич и досадливо выругался: – Чертов азиатский акцент!
– Туда неризя, мой ухажер узнает – обидится, – с таким же акцентом ответила Настя.
Вскоре она привыкла к новому произношению, и «р» вместо «л» перестало резать слух.
– Убить тебя мало, – с милой улыбкой проговорила она, поигрывая веером. – Я дождусь когда-нибудь возвращения домой или нет? Между прочим, мы с Данилкой согласия на этот вояж не давали.
– Может быть, ты не помнишь, – обиделся Сенкевич, – ты ж полудохлая была. Но у меня выбора не имелось и времени для расчетов тоже. Отправил, куда смог. Я тебе не туроператор, блин. Поблагодарила бы лучше. Если б не я, твой труп сейчас догнивал бы в 2300 году, на планете Гамма-32.
Настя мысленно не могла не согласиться, но вслух задиристо возразила:
– Это не мой труп. Мой труп сейчас, возможно, догнивает в двадцать первом веке. И все из-за тебя.
– Не надо было лезть, куда не следует! – рыкнул Сенкевич. – Я, между прочим, тоже от вас не в восторге. Навязались на мою голову! Так, может, теперь, чем претензиями кидаться, будем мыслить конструктивно?
Настя сочла обмен любезностями завершенным и приступила к выяснению обстоятельств:
– Если Данилка найдется, портал быстро построить сможешь?
– За счет чего? На водяном колесе, которое крутит ослик? Ты представляешь, какая чертова уймища энергии нужна для портала? Откуда она здесь? Да еще и место негативной силы отыскать надо…
– Ничего не знаю! – строптиво заявила Настя. – В Равенсбурге нашел энергию, на Гамме-32 тоже. И здесь найдешь. Я, знаешь ли, гейшей до смерти работать не намерена.
– Может быть, оно само найдется, – пробормотал Сенкевич. – У меня тут новая теория путешествий во времени. Смотри. Место силы и энергия в Равенсбурге отыскались, когда мы расправились с Вельзевулом, на Гамме – когда закончилась история с кораблем Предтеч.
Настя пожала плечами, показывая, что не улавливает логики. Сенкевич терпеливо пояснил:
– Мы попадаем в тела других людей. Что, если у каждого человека в мире есть своя миссия? И мы можем уйти, лишь дожив время, отмеренное нашим объектам, выполнив возложенную на них задачу?
– Интересно, – задумалась Настя. – Теперь еще бы знать, какая у меня миссия.
– Вполне возможно, что ты ее сейчас выполняешь, – улыбнулся Сенкевич. – Я где-то читал, что в Японии институт гейш был создан в семнадцатом веке. И началось все с образованной девушки, которую продали в публичный дом. Только имя ее неизвестно. Может, ты и есть она?