Меч тамплиеров
Шрифт:
— И на карте есть такое место? — удивилась Пэгги.
— Конечно! — торжествующе кивнул Бернхейм, затушив сигарету. — Порт приписки флота Роджера де Флёр. Ла-Рошель. Гавань Скалы.
— А святая пещера?
— Святой Эмилий.
— Я думала, это название вина, — подняла бровь Пэгги.
— Да. Но это и городок неподалеку от Ла-Рошели. А также церковь, построенная из камня святым отшельником. Она служила Эмилию домом. А ниже церкви находится пещера. Гавань Скалы. Святая пещера. N'est-се pas?
— Вполне возможно, — кивнул подполковник.
— Да я просто уверен! — воскликнул Бернхейм. — Поезжайте в
Поблагодарив Мориса, они покинули музей, пересекли Сену по Йенскому мосту и вышли на пристань. Там они повернули и, шагая вдоль причала для многочисленных лодок, наслаждались красотой Парижа. Когда еще доведется побывать тут? Пэгги несколько раз была здесь в краткосрочных командировках, а Холлидей останавливался ненадолго, когда посещал штаб НАТО в Бельгии. Он любил Париж. Может быть, не так сильно, как рок-н-ролл, но все-таки любил.
Париж. Высокомерный, самовлюбленный, напыщенный на грани шутовства, населенный почти шестью миллионами рафинированных снобов, которые глядели сверху вниз на весь мир, включая остальных французов, обеспечивающих им сытое и безбедное существование. Париж, без сомнения, оставался самым красивым городом на свете и обладал особым, ни с чем не сравнимым очарованием. Можно ненавидеть Париж за все его недостатки и прекрасно проводить здесь время. Он, как опытная шлюха, умеет найти подход к любому посетителю.
Наконец они добрались до набережной д'Орсэ и прямиком по бульвару Сен-Жермен пришли в гостиницу. На Сен-Жермене бурлила шумная толпа, щеголяя запонками от Армани по десять тысяч долларов за штуку и решая абсолютно все мировые проблемы за чашкой кофе и сэндвичем с ветчиной в многочисленных забегаловках, выстроившихся вдоль длинного, засаженного деревьями grand boulevard.
Половина витрин пестрела объявлениями о grande vente, дабы привлечь доверчивых туристов, а у второй половины висели пугающие предупреждения о fermeture annuelle, традиционных каникулах в июле-августе, когда все парижане покидают город, чтобы покататься по стране или выбраться к побережью на отдых.
Проталкиваясь из центра к гостинице на Рю-Латран, они слышали дюжину разных языков и видели туристические автобусы из десятка по меньшей мере стран. Это уже не был левый берег времен Хемингуэя, но здесь еще мелькали полосатые свитера и береты, старые «ситроены» и улыбчивые les flics — полицейские в шапочках, похожих на баночки из-под пилюль. Полицейские игриво помахивали дубинками и поглаживали пистолеты в белых кобурах. То здесь, то там выскакивали боснийские нищие, покалеченные на минах, с замотанными в тряпье культями рук и ног, и пугали прохожих, подсовывая им под нос бумажные стаканчики для подаяния.
Они купили обильно политый горчицей колбасный рулет у лоточника и продолжали путь к гостинице, недорогой и без особых удобств. Собственно, все достоинства их временного пристанища исчерпывались его дешевизной. По парижским, само собой, меркам. По узкой лестнице Пэгги и Холлидей поднялись на второй этаж, попрощались и разошлись по комнатам. Последний раз они спали еще в Иерусалиме.
Холлидей
Но поражало не это. Номер выглядел так, будто по нему прокатилась орда конных варваров. Матрац весь изрезан, перья и клочья обивки валялись повсюду. Ящики комода выдвинуты, а одежда разбросана без всякого уважения. Дорожную сумку кто-то разорвал на полоски и небрежно швырнул в угол.
Джон прислушался.
Сердце колотилось о ребра. Самый разумный выход в такой ситуации — немедленно развернуться и уносить ноги, пока цел. Но вместо этого подполковник осторожно шагнул к двери в ванную. Половицы предательски скрипели под ногами. Только мертвый не услышит… Он замер у дверей и опять прислушался.
«Это мое дыхание или ветерок свистит за окном?»
В биде капала вода.
Холлидей вспомнил о ноже, которым изрезали его матрац. Он снял пиджак и обмотал левую руку. А потом толкнул дверь.
Ванна оказалась пуста!
Подполковник повернулся и шагнул обратно, в комнату, но что-то его насторожило. Да! Вот оно! Шторка на душе была полностью задвинута, а он, когда уходил, отодвигал ее к стене.
Развернувшись, Холлидей увидел одетого в белую рубашку навыпуск человека с худым лицом. В его занесенной руке блеснул нож.
Джон успел отклониться, и лезвие проскользнуло в полудюйме от его плеча.
Избегая нового удара, подполковник отступил в комнату, но его противник действовал очень решительно и быстро: на этот раз нож разрезал рубаху на боку и скользнул по коже.
Холлидей пнул нападающего между ног.
Злоумышленник завизжал и схватился за ушибленное место. Джон шагнул назад и, запутавшись в остатках матраца, упал навзничь. Человек с ножом пришел в себя и попытался оседлать Джона, одновременно нацеливая удар острием ножа в горло. Холлидей отчаянно брыкнулся, двумя ногами отбрасывая убийцу на железный остов кровати. Рука с ножом проскочила между прутьями спинки и застряла там.
Пока нападавший дергался, пытаясь освободиться, рейнджер вскочил и изо всех сил впечатал колено ему в щеку. Послышался влажный хруст. Незнакомец приглушенно вскрикнул. Холлидей перехватил его кисть и дернул на себя, всерьез намереваясь сломать ему руку. Застонав, человек разжал пальцы. Нож со стуком упал на пол.
Но худощавый мужчина, несмотря на потерю оружия, не собирался сдаваться. Он вырвался из хватки Холлидея и вскочил на ноги.
Джон понял, что недооценил противника. Широкие плечи и яростный взгляд не сулили ничего хорошего. Даже с разбитой скулой и льющейся из носа кровью он был готов довести начатое до конца. Служебный пес, натасканный на убийство. Профессионал до мозга костей, для которого не выполнить задание — непереносимый позор.