Меч в золотых ножнах

Берестов Валентин Дмитриевич

–  Прошу к столу, - сказал я, когда явился Лоховиц. И мы быстро расчистили скелет.

Неограбленное погребение было беднее всех ограбленных: два горшка за правым плечом, несколько крупных разноцветных бус из стеклянной пасты - вот и все.

Какая-то бедная женщина, иностранка, похороненная по обрядам ее племени.

После этого мы стали вскрывать черную могилу в большом кургане, откуда торчали крупные обугленные бревна перекрытия. Курган был ограблен.

Прямо на поверхности древней почвы мы нашли фигурку из золотой фольги.

Толстов как-то особенно интересовался нашим курганом

и просил нас с Лоховицем, если случится что-нибудь чрезвычайное, немедленно вызвать его из лагеря, где, обложившись нашими чертежами, он выяснял различные детали погребального обряда.

–  Кто из вас самый быстрый?
– спросили мы ташаузских школьников. Они дружно указали на своего чемпиона по бегу, худенького приветливого паренька Джуманазара.

–  Беги к Сергею Павловичу, зови его сюда, но смотри ничего ему не рассказывай.

И Джуманазар побежал. Остановился, снял сапоги, отбросил их назад и побежал еще быстрее.

Тем временем мы разглядывали фигурку. Длинная морда сайгака и огромные рога, напоминающие рога горного барана.

Сначала нам показалось, что животное сидит, подогнув ноги и повернув голову назад. Но в этой позе не чувствовалось покоя. Фигура с подогнутыми ногами была полна напряжения. И вдруг мы поняли: не сидит она, а летит, оттолкнувшись всеми четырьмя копытами от выступа скалы, превратившись в живую пружину, готовую распрямиться в воздухе, чтобы достигнуть противоположного края пропасти; летит, спасаясь от чьей-то стремительной погони, и, говоря словами поэта, «в стремительности яростно-звериной» уносит красоту от смерти.

Глаз древнего художника и охотника точно запечатлел позу, которую может уловить только моментальная фотография.

Тем временем Джуманазар примчался в лагерь, влетел в палатку к Толстову и выпалил:

–  Владимир Анатольевич велел вам ничего не говорить!

Сергей Павлович тут же приехал на раскопки, полюбовался фигуркой с мордой сайгака и рогами архара, но чувствовалось, он ожидал чего-то большего.

В честь находки нас прозвали «архаровцами». Впрочем, уже на другой день мы получили от Толстова прозвище «карбонариев» (угольщиков).

Мы начали расчищать бревна, рухнувшие в яму. Это была кропотливая работа, но зато какое получалось эффектное зрелище, какая мощь была в черных лоснящихся стволах!

А времени оставалось мало. Не расчистив и не разобрав обгорелые жерди, нельзя было открывать погребение. А вдруг под ними какие-нибудь ценные и очень хрупкие вещи, с которыми придется повозиться?

И все-таки, когда за мной пришла машина, я вытер черные от угля руки полою брезентовой куртки и попрощался с Лоховицем. Тот даже не посмотрел в мою сторону: он уже работал за двоих.

4

И вот я вижу наш черный курган под крылом самолета. Груды выброшенной земли вокруг него кажутся с высоты пухом, нежным и легким. Несколько минут, и перед нами холм Уйгарака. Садимся. Со стороны лагеря к нам спешит машина с прочно закрепленными бочками. Машина мокрая, она только что вернулась с артезианского колодца, бочки не успели сгрузить. Из кабины выскакивает Ольга Вишневская, точно такая же, какой она была в юности, раскрасневшаяся, взволнованная, оживленная. Видно, на раскопках происходит что-то интересное. Мы поднимаемся на холм и идем от кургана к кургану.

Все работают кисточками. Последние штрихи в расчистке погребений. У меня рябит в глазах от находок, от позеленевшей бронзы, лиловато-серого отшлифованного песчаника, черных сосудов.

А тут еще встречи, разговоры, вопросы. Лев Фадеев показывает нам большое, широкое бронзовое кольцо, увенчанное фигурой необычайно печального льва.

–  Почему все львы такие печальные?
– спрашивает Ольга, глядя на Льва Алексеевича и его находку.

На минуту задерживаюсь в обществе двух львов и вдруг слышу крики с раскопа Марии Федоровны Грошевой. Начальница отряда прыгает и хлопает в ладоши. Мария Федоровна расчистила алтарик. Толстов попросил поднять его, и оказалось, что алтарик стоит на четырех ножках. А Ольга давно мечтала найти алтарик с ножками. Нам пора. Машина с мокрыми бочками ждет у подножья холма. Мы с Ольгой стоим, держась за бочку. Ветер дует нам в лицо, но мы поем. Поем «Веселый ветер», «Белеет парус» и, наконец, «Я встретил вас».

Все-таки хорошая вещь - экспедиция: солидные люди ни с того ни с сего поют песни, держась за мокрую бочку, а всем остальным это кажется совершенно нормальным.

5

Когда я первый раз в жизни летел в самолете и смотрел вниз, меня поражало, с какой широтой и щедростью отпечаталась на лице земли деятельность совершенно незаметного с высоты человека. Разноцветные прямоугольники полей, нитки дорог, леса, разбитые просеками на кварталы. Человек отсюда не виден, но зато хорошо видно, как он хозяйничает на земле.

Сейчас мы летим над пустыней. Но странная вещь: земля под крылом самолета живая, она полна следами человека. Трудно поверить, что это пустыня.

Маршрутники работают. Все приникли к иллюминаторам. Дневники раскрыты, они стремительно заполняются записями, схемами. В гудящем, вибрирующем самолете, перекрывая гул мотора, ученые успевают даже обменяться мнениями.

Самолет делает круг: аэрофотосъемка. Щелкают аппараты. Земля внизу полна движения. Под крылом самолета пляшут, извиваются, то сливаясь вместе, то растекаясь рукавами, светлые следы речных русел. От них отходят прямые линии каналов. А вот канал пересекает русло. Значит, оно более древнее, канал прорыли, когда в русле уже не было воды. Другое русло вдруг разбухает: здесь были плотины и водохранилище.

Прямоугольники полей. Длинные, узкие грядки. А вот грядки широкие и короткие. Это, конечно, бахчи.

Стена крепости. Внутри нее еще одна стена, повыше: цитадель и город.

Мои спутники, глядя с высоты, успевают датировать и поля, и русла, и крепости: скифское время, средневековье, XVIII век. (Впрочем, они это сделали во время автомобильного маршрута.)

Повсюду среди темных пятен зарослей правильные голубоватые кружки - следы юрт. А вот вышка, под ней вода, вокруг несколько белых домиков: артезианская скважина, которой пользуются животноводы. И, наконец, голубая река в золотых берегах. Лиловые пятна затонувших кустов сливаются с отражениями облаков. Одинокий средневековый минарет среди зарослей саксаула.