Меч

Андрижески Дж. С.

— Восемь, — тут же ответил огромный видящий. — Твой, Врег?

— Десять, — ответил другой разведчик.

Гаренше вскинул брови.

— Впечатляет, — сказал он, присвистнув.

— Я тоже так думаю, — сказал Врег, снова улыбнувшись мне. — Теперь ты понимаешь, сестра?

— Нет, — сказала я, и они все опять засмеялись.

— Ранги идут по возрастающей, — объяснил он. — Четырнадцать — это… — он поднял ладонь, показывая намного выше своей головы, и прищёлкнул языком.

— …Запредельно, Высокочтимая, — закончила другая видящая, Никка. — Сам босс приписывает себе только 13, но мы думаем, что он врёт.

Некоторые усмехнулись

после этих её слов.

Я слегка нахмурилась.

— Но откуда ему вообще это знать? — спросила я. — Он никогда не тестировал меня.

Из задней части вертолёта донёсся ещё более громкий коллективный ржач, и некоторые посмотрели на меня с откровенным неверием. Я осознала, что немного краснею, глядя на лица. А ещё я пожалела, что не промолчала и не спросила у Ревика.

— Ладно, ладно, — сказала я. — Смейтесь над тупой девочкой, воспитанной червяками.

— Он знает твой свет, — заверил меня Врег. — Он очень заинтересован в твоём свете, принцесса, — добавил он, подмигнув мне и рассмеявшись вместе с Гаренше. — Так заинтересован, что, похоже, в эти дни он вообще никогда не высыпается.

— Да, — отозвался Гаренше. — Вообще-то, думаю, я слышал, как он тестировал твой свет не так давно, — он вполне похоже изобразил голос Ревика, наверное, в тот день в сауне. — «Элли… боги… пожалуйста… сделай это, Иисусе… пожалуйста… пожалуйста… позволь мне…»

Остальные расхохотались, а я ощутила, как моё лицо ещё сильнее заливает жаром. Я швырнула одну из своих сигнальных ракет в гигантского видящего и попала ему по голове.

— Засранец, — огрызнулась я.

— Ауч, — ойкнул он, потирая висок и широко мне улыбаясь. — Вот знал же, что надо было сначала надеть шлем перед тем, как говорить такое.

— Тебе повезло, что я не использовала на тебе свой «телекинез, хаотичный», — сказала я.

Врег и Никка рассмеялись.

Я тоже невольно широко улыбнулась. Будучи втиснутой в небольшое пространство с одиннадцатью разведчиками в органических шлемах и броне на всех обнажённых частях тела, я невольно разделяла их приподнятое настроение и чувство товарищества. Находиться в движении было приятно. Делать то, что на самом деле казалось важным — тоже приятно. Я осознала, что мне во многом не хватало терпения на толкание речей и публичное дерьмо со СМИ — как, наверное, и Ревику.

Вспомнив взрыв бомбы, людей, которые спотыкались, выбираясь из дымившегося отеля в Дели, я ощутила, как моё приподнятое настроение немного скисает.

— Не бомба, — сказал Врег, посмотрев на меня.

Когда я повернулась, его глаза всматривались в мои с пугающей интенсивностью.

Я забыла, что теперь мы делили конструкцию — плотную и быстро движущуюся.

— Что? — переспросила я.

Он сделал неопределённый жест.

— Тот взрыв. Это не бомба, — он улыбнулся сжатыми губами, и я увидела в его глазах хищный блеск, когда он потёр подбородок. — Зачем бы нам понадобилась бомба, когда с нами был Syrimne d’Gaos?

Некоторые из присутствующих улыбнулись и покивали.

Я слегка нахмурилась.

— Ну, взорвал он главный газопровод. Какая разница?

— Нет, — он покачал головой. — Этого он тоже не делал.

Я поколебалась, пытаясь решить, хочу ли я спрашивать.

— Спроси, — сказал он, улыбаясь. — Ты же умираешь от желания узнать.

— Что он сделал? — спросила я.

— Сука, — сказал он.

Я вздрогнула, поначалу подумав, что он имеет в виду меня, но затем он послал мне кадр из своего сознания. Он материализовался трёхмерной картинкой в моей голове. Это была репортёр Донна, которую я знала по времени, проведённом в Белом Доме. Она выглядела так же раздражающе, как я помнила.

Подумав об этом, я осознала, что теперь она мертва.

Моё раздражение превратилось в холодное ощущение в нутре.

— Он начал с неё, — сказал Врег. — Он взорвал её машину вместе с ней внутри. Наверное, именно это ты услышала на верхнем этаже. Сначала он заставил шофёра заехать на машине в лобби.

Я сглотнула, уставившись на него.

— О.

— То же самое он сделал ещё с несколькими машинами. Большинство из них, конечно, были бронированными. Чтобы защитить их от таких, как мы, — он фыркнул, посмотрев на остальных, и в их глазах тоже виднелась злость. — Тот засранец премьер-министр, который подписал законопроект, разрешающий продавать младенцев видящих, — его обсидиановые глаза ожесточились. — … и тот мудак из Италии, который прогнулся под «Чёрную Стрелу», компанию, прикрывающую крупнейшую цепочку работных лагерей.

Врег улыбнулся, и холод в его глазах проступил ещё ярче.

— По-настоящему большой взрыв случился тогда, когда бензин воспламенил органику в трансляторах. Они защищены, так что некоторые из них самоуничтожились. Последовала цепная реакция, когда всё это ударило по главной энергосистеме.

Я кивнула, ощущая лёгкую тошноту.

— Поняла, — сказала я.

Он послал мне импульс тепла, расцветший жарким ободрением в моём сердце.

«Я знаю, что тебе не нравятся убийства, сестра, — его разум содержал оттенок сочувствия, но я всё равно ощущала ту хищную резкость в его свете. — Босс говорил мне, что ты мягкосердечная. Это хорошо, Высокочтимая Сестра. Мост должна быть такой. Это часть баланса, когда ты настолько сильна. Ты должна быть лидером».

Он одёрнул свой бронежилет, и его мысли сделались мрачными.

«У Сайримна нет такой роскоши, Высокочтимая. Он солдат, гонец, приносящий дурные вести. Поэтому ты вышла за него замуж. Он пачкает руки по локоть в крови, чтобы тебе не пришлось этого делать».

Я просто уставилась на него, не отвечая.

«Помни об этом, Высокочтимая Сестра, — его почти чёрные глаза сделались серьёзными. — Прежде чем возьмёшься осуждать своего супруга. Помни, кто эти животные, что они сделали с твоими людьми. Знай, что он сдерживался намного сильнее, чем сдерживался бы я на его месте. Больше, чем любой из нас в этом вертолёте. Мы все в своё время повидали изнанку этих лагерей. У всех у нас есть члены семей, убитые этими животными, и не только».

Я посмотрела по сторонам и увидела кивки голов.

Все они слушали Врега, и в их глазах виднелось одно и то же понимание.

Я подумала о Вэше, но ничего не сказала.

Я не могла жить жизнью святого. Я не была такой мирной, как Вэш; я это знала, и никогда не смогла бы говорить от его имени здесь, среди видящих, которые пережили такое. Даже от своего лица мне не хватило бы убедительности, чтобы суметь сказать «нет» насилию при любых условиях и в любой ситуации, как это делал Вэш.