Мечебоец

Шарапов Кирилл Юрьевич

– - Хозяин, – позвал Слав, останавливаясь в дверях кузни.

– Чего тебе? – отозвался здоровенный мужик, прекращая работать огромным молотом.

Слав развернул и встряхнул кольчугу.

– Можешь подогнать под меня?

– Могу, – отозвался кузнец. – Только сначала скажи, откуда она у тебя?

– Взял в бою, – честно ответил Слав. – Убил разбойника, а потом у него в мешке нашлась эта великолепная броня. Я смотрю, она тебе знакома?

– Конечно, знакома, – зло сказал кузнец, взвешивая в руке свой огромный молот, словно собираясь метнуть его в Слава. – Я ее сделал для своего сына, который ушел с обозом купца два месяца назад.

Обоз разграбили в трех днях пути на север, всех убили. А теперь ты пришел ко мне с этой кольчугой, – в глазах мастера появились безумные огоньки, которые разгорались все сильнее и сильнее. – Убийца моего сына просит подогнать кольчугу под него… Да я тебя… – и его огромный молот вылетел из его ладони и понесся в Слава со скоростью камня, выпущенного из катапульты.

Слав резко пригнулся, пропуская стальную болванку у себя над головой. Он понимал, что с оружейником сейчас разговаривать бесполезно, убьет, а потом будет спрашивать, кто да откуда. Тем более, что следом за молотом в Слава была запущена заготовка для меча, а за ней и большие щипцы. Выпрыгнув из кузни во двор, Слав бросился бежать. Ворота на улицу он просто с разбегу перемахнул, даже не заметив их. За спиной раздавались вопли кузнеца, что-то типа – держите убийцу.

Взбежав на крыльцо постоялого двора и отдышавшись, Слав шагнул в зал и направился наверх к своей комнате. Едва он переступил порог, достал чарку, наполнив ее ледяным квасом, и залпом выпил. В дверь постучали. Слав перевернул ее донышком в верх, и она опустела. Сунув ее обратно в мешок, он открыл дверь. На пороге стояли пять дружинников во главе с десятником и хозяин постоялого двора.

– Ты тот, кто приходил к оружейнику?! – скорее утверждая, чем спрашивая, сказал десятник.

– Да, я заходил к нему, – отозвался седой парень.

– Тогда отдай меч и следуй за нами.

– Я подчинюсь, но после того, как вы скажите, в чем меня обвиняют?

– Оружейник Олель, – сказал десятник, – обвинил тебя в убийстве его сына и в грабеже.

Слав кивнул и протянул десятнику ножны с мечом, а затем указал на брошенную на лавку кольчугу.

– Вот ее возьмите, она принадлежало сыну кузнеца.

Десятник кивнул и, забрав сверток, пошел к выходу. Слав тронулся за ним. Дружинники пристроились по бокам и за спиной, взяв подозреваемого в убийстве в коробочку. Так, под конвоем, его довели к княжескому терему, что стоял посередине крепости, окруженный еще одним кольцом стен. Во дворе было множество народу, Слав даже углядел трактирщика, который неведомыми путями оказался здесь быстрее него и его конвоя. На высоком балконе стоял князь в сопровождении пяти бояр и воеводы, которому полагалось быть не здесь, а на стенах. Рядом с князем на резном стуле сидела миленькая русоволосая девушка зим семнадцати. Слева под балконом прислонился к столбу Олель окруженный возмущенной толпой горожан. Слава подвели и поставили справа от балкона.

Увидев того, кого он обвинял в убийстве сына, Олель взревел:

– Княже, я требую суда над убийцей и грабителем, пришедшим ко мне в дом с кольчугой моего сына и попросив подогнать ее под него.

Князь повернулся к Славу.

– Как звать? – строго спросил он.

– Слав, – честно отозвался парень.

– Что скажешь в свое оправдание?

– Княже, это ратный плен, я не снимал его с трупа. Три дня назад я ночевал в трактире в веси, что в двух днях пути отсюда. Им владеет почтенный Скил, бывший ратник Рюрика, он был свидетелем того

боя. Два грабителя угрожали ему и его сыну. Я убил их, взял кошели и лошадь, к которой был приторочен мешок. В нем я нашел одежду и кольчугу. Эти парни были из шайки Демида, которую дружинники разгромили во время последней облавы. На прощание в благодарность Скил отдал мне лук, подаренный ему за службу самим Рюриком. Сейчас он в моей комнате на постоялом дворе.

– Кто может подтвердить твои слова из здесь присутствующих? – спросил князь, оглядывая с балкона толпу.

– Никто, княже, – ответил за людей Слав.

– Так, – протянул Борей, – и ты хочешь, чтобы я тебе поверил, не услышав ни одного слова в твою защиту?

– Так же никто не может сказать обо мне ничего плохого, ведь единственным доказательством моей вины являются слова оружейника Олеля, который узнал кольчугу сына. Но пути таких вещей неведомы создателям.

– Что ж, твоя правда, – кивнув, заметил князь. – Единственным доказательством твоей вины является кольчуга, и больше ничего. Нет свидетелей убийства и грабежа. Но Олеля я знаю давно, а ты в городе меньше дня. Да к тому же мы в осаде, и послать к Скилу за подтверждением твоих слов мы не можем. Что же нам делать?

– Я требую божий суд, – не выдержав, крикнул оружейник.

– Олель, – обратился к нему князь, – я правильно понимаю, что ты требуешь поединок на перекрестке четырех дорог?

– Правильно, княже.

– И готов отстаивать свою правду с мечом в руках?

– Да, княже.

– Ну что ж, быть посему. В полдень, когда солнце будет над городом, на перекрестке перед рыночной площадью состоится поединок между оружейником Олелем и путником Славом. И пускай боги решают, чья правда, я же решить не могу. – Сказав это, князь развернулся и ушел с балкона.

Русоволосая девчушка, сидевшая подле него, бросив на Слава пронзительный взгляд, удалилась следом.

Десятник, конвоировавший Слава подошел и положил руку на плечо.

– Мне приказали сопроводить тебя на место поединка, – сказал он. – Знаешь, я тебе верю, я сам участвовал в облаве на шайку Демида и тебя я там не видел, личность ты приметная – седые волосы, шрам на лице. А вот тех двоих я помню. Прорвались через дружинников, троих зарубили. Тогда ушло человек семь, четверых мы потом поймали да повесили, а вот остальные как сквозь землю провалились.

– Ну так скажи об этом князю, – встрепенулся Слав. – Не хочу я с Олелем драться, я его сына не убивал, и правду свою знаю, а вот он местью ослеплен.

– Это ничего не изменит, – сказал десятник, – он сам потребовал божий суд, и теперь только боги могут остановит этот поединок. Пока вы двое не сойдетесь и не выясните, чья правда крепче, никто не властен над вашими судьбами. Ни я, ни князь.

– Ясно, – произнес Слав. – А когда князь спрашивал народ, кто может подтвердить мои слова, ты почему молчал?

– Ты влез раньше, чем я успел открыть рот, а потом меня отправили с поручением и вернулся я только к объявлению божьего суда. А после этого мое слово мало что значило.

– Ну да ладно, пойдем потихоньку, а то полдень уже близко, – сказал Слав. – Кстати, как тебя называть?

– Зови Волчем, – отозвался десятник, направляясь к воротам, ведущим с княжьего двора в крепость.

Идя по крепости к месту боя, Слав ловил на себе быстрые взгляды горожан. Их симпатии были явно на стороне оружейника, никто не сомневался в его победе, кроме, пожалуй, самого Слава.