Меченосец
Шрифт:
– Угнетатель!
Котян, восседавший на месте кормщика, весело лыбился, хоть и плохо понимал, о чем говорят. Да и чего тут понимать? Радуются люди! Избежали смерти, одолели врага – чем не повод?
– Хортица! – крикнул он, вытягивая длань к югу.
Снизу наплывал большой остров, миль пятнадцать в длину, ромеями прозванный именем Святого Григория. Хортица – место удивительное, здесь, как в фокусе, было собрано все, что создала природа к северу от Русского моря [54] . Ее берега и песчаными пляжами тянулись, и каменистыми откосами скатывались, и дыбились крутыми скалами. Остров надрезали балки и овраги, по нему стелились луга и вставали леса, вода пересекала его по протокам, сбегала ручьями, копилась в озерцах. А уж живности сколько тут бегало, ползало и летало! Словно со всей степи съехались делегаты от пернатых, лохматых и чешуйчатых.
54
Русское море – так в те времена называли море Черное. Византийцы-ромеи предпочитали говорить «Понт Эвксинский».
Котян плавно подвел скедию до укромной бухты, по берегу которой тянулась добротная пристань с бревенчатыми вымолами.
– Ого! – удивился Олег. – Да здесь целый порт!
– Сюда каждую осень ромеи прибывают, – объяснил Турберн, – торг ведут со степняками.
– Все-то ты знаешь...
– Ученье – свет, а неученье – тьма! – назидательно произнес Пончик.
Скедия причалила к мосткам, и Котян соскочил на причал, мгновенным движением накручивая канат на истертый деревянный столб.
– Надо приносит жертва! – объявил кормщик, и светлый князь серьезно закивал: надо!
Олег только плечами пожал – приносите, мол, если вам делать больше нечего...
Разминаясь и гогоча, варяги повалили на сушу. Князь Инегельд топал впереди всех и вел за собой гридь.
По набитой тропе они поднялись на обширную поляну, отделенную от берега строем кряжистых дубов. Но на самой поляне произрастал и вовсе гигант леса, всем дубам дуб! В десять обхватов, с порепанной корою, оплывшей от старости, дерево впивалось в землю корнями толщиной с человечий торс и воздымало к небу кипу могучих сучьев по четыре локтя в поперечнике.
Из земли, усыпанной толстым слоем фигурных листьев, выступал древний каменный алтарь. На нем было высечено яйцо, изображающее Вселенную, и скорчившийся человек – там, где полагалось быть желтку.
Котян с Хуртой скрылись в зарослях и вскоре вернулись. Печенег и славин тащили по птице – Хурта держал за лапы баклана, а кормщик волок селезня.
– Вы их в лавке купили? – сострил Фудри.
– Нет, – серьезно ответил Хурта. – Да тут это просто – подходи и бери. На Хортице охотиться и воевать нельзя – со всей Степью договор!
– А чего ж вы... – удивился Олег, кивая на добычу.
– А это не для еды!
Торжественно скрутив головы своим птицам, Хурта с Котяном побрызгали теплой кровью на корни дуба, приговаривая что-то нараспев – благодаря богов за то, что смерть отвели и даровали победу.
Князь и Турберн принесли в жертву несколько стрел, воткнув их в землю, Малютка Свен покрошил богам хлеба. Воист посыпал вокруг себя сыр, а Ивор плеснул вина из кувшина.
– А теперь и наша очередь! – довольно прогудел Турберн.
Расстелив на траве плащи, экипаж устроился поудобней и доел остатки провианта, захваченного в Киеве.
Олег как раз допивал вино из чарки, когда, скосив глаза, заметил выходившего из чащи старикана в белом. Старикан опирался на посох, его седые космы были обвязаны золотой тесьмой. «Жрец!» – догадался Сухов.
– Здравы будьте! – пророкотал жрец неожиданно густым и сочным баритоном.
Князь с Турберном поднялись с достоинством и поклонились.
– Наверное, это жрец бога Хорса, – предположил Пончик, – других святилищ тут нет.
– Тебе лучше знать, – сказал Олег. – Ты у нас в делах языческих смекаешь...
– Поднимался я на скалу, – неспешно заговорил жрец, – видал оттуда, как вы с ворогом расправились... Боги радовались, глядючи на вас из чертогов небесных.
Неожиданно зоркие глаза жреца глянули из-под нависших седых бровей прямо на Пончика.
– Пойдем, Александр, – сказал жрец. – Мой бог надоумил меня сделать тебе подарок...
Недоумевая, откуда жрец узнал его имя, Пончик пошел вслед за жрецом. Старикан не шмурыгал слабою старческой походкой, а шагал, хоть и не широко, но энергично.
Олег, а за ним и варяги двинулись следом, оставаясь в почтительном отдалении. Миновав дубовую рощу и светлый соснячок, они вышли к подножию невысокого холма, заросшего травой. На плоской вершине холма крепко сидел храм странной архитектуры – шестиугольный, с острой крышей, уложенной шиферными плитками, окруженный кольцевым навесом на резных столбах. В глубине храма, сразу за открытыми дверями, угадывалась статуя бога Хорса – пухлощекий истукан держал на груди солнечный круг.
Внезапно из храма выбежали две собаки невиданной Олегом породы – размером со сенбернара, но больше всего походили на чау-чау. Большие, крупные, эти псы ступали мягко, вминая траву толстыми лапами, уши на лобастых головах стояли торчком, а хвосты мотались пышными бубликами. И оба были одной масти – рыжей.
Огромный косматый волкодав, порыкивая на Александра, завизжал, подлащиваясь к жрецу, заюлил, бешено заработал хвостом, вскидывая толстые лапы слуге Хорса на плечи, пытаясь лизнуть в лицо влажным красным языком.
– Привет, собака, – ласково потрепал пса жрец и указал на Пончика: – Свои!
Рычание булькнуло в глотке пса и заглохло. Язык вновь умильно свесился за ряд убийственных клыков.
– Танай! – громко позвал жрец.
В дверях храма показался подросток в штанах и меховой безрукавке на голое тело.
– Принеси Кавана!
Отрок кивнул и исчез. Минуту спустя он уже спускался, держа перед собой короб, плетенный из луба. В коробе что-то ворчало.
Жрец принял у подростка короб и протянул Пончику. В лубяной таре развалился лохматый рыжий щенок, головастый, с короткими толстыми лапами.
– Это хорт, – торжественно объявил жрец, – сам бог Солнца вывел этих собак и повелел дарить человекам. Нет лучшего сторожа, чем хорт! Когда щеня вырастет, он справится и с вором, и с волком.
Шурик запустил руку в короб и погладил детеныша. Тот блаженно зажмурился и хлопнулся на бок – давай, дескать, продолжай в том же духе.