Меченый Маршал
Шрифт:
15
Просмотрев съемки, которые Дима сделал внутри подземелья, компаньоны выработали план действий, и начали приводить его в исполнение. На сей раз, проникнуть внутрь через подземный ход должен был, как самый сильный, Сергей-Вован.
После того как бывший борец, пыхтя и ругаясь, исчез под землей, Франческо остался на страховке у колодца, а Дима зашагал в сторону развалин, чтобы помочь снаружи разобрать вход.
Через сорок две минуты по таймеру Диминой «Омеги», из-под земли раздался глухой стук. Как он и предполагал,
После условленного стука, люк стал рывками подниматься вверх. Они подцепили его ломами, и вывернули наружу. Из проема появилась всклокоченная голова Сергей-Вована.
— Хитро забаррикадировались твои монахи, — прохрипел он, выбираясь наружу, — без бутылки точно хрен разберешься. Там две балки так сделаны, что если изнутри запор не отодвинуть, то снаружи люк и подъемным краном не вытянешь.
Дима молча отодвинул компаньона в сторону, и, включив фонарик, стал спускаться вниз по каменным ступенькам.
Он представлял себе план подземелья, поэтому, не размениваясь на мелочи, стал по очереди исследовать все помещения, пытаясь в первую очередь обнаружить склеп. Это оказалось несложно. Комната с четырьмя саркофагами находилась за истлевшей деревянной дверью прямо напротив входа. Первый же взгляд, брошенный на надгробия, убедил, что они нашли то, что искали.
Мраморная надгробная статуя изображала пожилого человека с аккуратно подстриженной бородой. Его голову венчала корона, а руки сжимали длинный меч. Сделав несколько снимков места, где нашел свой приют достославный король Бонифаций, Дима тяжело вздохнул, и крикнул Сергей-Вовану, чтобы тот шел к нему с двумя ломами. Диме всегда претило гробокопательство, он относился с отвращением к ковырянию в могилах, но что поделать — ведь если разобраться, то археология по большей части и состояла из осквернения могил.
Сергей-Вован в отличии от Димы не проявил по отношению к склепу ни малейшей щепетильности. Уяснив задачу, он оглядел мраморную со всех сторон плиту и радостно сообщил, что она ничем не закреплена. Затем бывший бандит аккуратно вставил лом плоским концом в щель, затолкал поглубже, и начал раскачивать взад-вперед. Надгробие стало понемногу сдвигаться. С плиты посыпалась земля, пыль заклубилась в лучах фонарей, и им открылась внутренность саркофага.
Дима направил луч внутрь, и разглядел сначала костяк, а затем, на том месте, где по логике должна была бы находиться голова, какой-то просмоленный сверток.
— Кажется, нашли — произнес он шепотом, который гулко прошелестел по подземелью.
У него за спиной так же шепотом восхищенно матерился Сергей-Вован.
Дима натянул на руки резиновые перчатки, и осторожно вытянул сверток наружу. Это была холстина, насквозь пропитанная смолой с чем-то тяжелым и твердым внутри. Упаковав находку в толстый кусок черного полиэтилена, и плотно замотав его изоляционной лентой, они, заперли и замаскировали вход, оставив внутри Сергей-Вована. После того, как он выбрался обратно через колодец, дрожащие от нетерпения компаньоны, тщательно упрятав в лодке драгоценную добычу, свернули лагерь и рванули в сторону
16
Дверь в одиночную камеру отворилась, и на пороге возник пыхтящий от натуги Ставрос, который еле удерживал обеими руками внушительную корзину, доверху наполненную разнообразной снедью.
Со вздохом поглядев на господина, который никак не отреагировал на его появление, он опустил корзину на земляной пол, разложил на свободном краю грубой деревянной лежанки сияющую белизной батистовую салфетку, и начал хлопотливо выкладывать на нее принесенные вкусности.
— Бедолагу господина Тибо позавчера похоронили, сир! — по ходу дела рассказывал он, не обращая внимания на то, что Дмитрий не обращает на него никакого внимания, — город гудит, как рассерженный улей. Нет, никто, конечно, не верит, что вы нарочно не отвели копье, но вот его высочество князь, как поведали мне его слуги, слишком уж сердит на вас с тех самых пор. Он хочет устроить баронский суд и вас, мой господин, чуть не на смерть осудить. Виданное ли дело!
— Я и достоин смерти, — все также, глядя на стену, с влажным заплесневелым пятном, произнес Дмитрий, — я убил друга, и подвел всех — герцога, Анну, своих рыцарей.
— Вот вы о чем печалитесь господин, — голос Ставроса понизился, и он перешел на свистящий шепот, — только вот что я вам скажу. Ремешок-то на вашем шлеме подрезанным оказался. Потом вспомнили, как вокруг нас двое слуг барона Каритены крутились, да что теперь докажешь. Мало того, господин, — Ставрос зашептал в самое ухо Дмитрию, — я, после того как вас в темницу отвели, времени не терял, а увидев, что дело нечисто, кинулся к слугам несчастного господина де Ту. И один из них, тот, что собирал его доспехи с ристалища, мне признался за пять ливров, что на ремешке шлема его сеньора тоже были надрезы, да такие что и не разглядишь, если не присмотришься! А на следующее утро этого слугу нашли под высокой скалой мертвого, со сломанным позвоночником. А все имущество погибшего де Ту, так как он не имел наследников, опять же достались его сюзерену, барону Жоффруа. А ваш большой шлем со следами преступления, хоть я его и передал господину Тамошу на сохранение, по дороге бесследно исчез. Господин Тамош его приторочил к седлу, а кто-то на людной улице взял, да и срезал.
При этих словах Дмитрий наконец-то прекратил пялиться в покрытую мокрицами стену и со взглядом, полным холодной злости обратился к своему, похоже что бывшему управляющему.
— Значит, это был князь? — под его взглядом Ставрос поежился, но понемногу начал приобретать свой обычный вид. Разгневанный господин нравился ему гораздо больше, чем безразличный ко всему, — значит мы с несчастным де Ту были в равных условиях, и я мог бы погибнуть точно также как и он?
— Ну еще бы, мой господин, — привычно заверещал, воспрянув духом Ставрос, — то есть, тфу… я хочу сказать, не приведи господи конечно, чтобы это были вы. Но если рассудить, то когда бы в вас копье попало, то несчастному господину де Ту в темнице было бы во сто крат хуже. Мне пришлось отдать семь золотых иперпиров из вашей казны — три начальнику стражи, и по два охранникам, чтобы они меня сюда пустили, да и то лишь на пятый день заключения. А за бедного де Ту кто бы такие деньжищи заплатил?