Меченый
Шрифт:
Недавний мятеж коснулся и жителей Белой слободы. Причем, кажется, намного сильнее, чем Ремесленной и Черной: куски красивых кованых заборов, отделяющих друг от друга владения вернейших вассалов рода Латирданов, оказались вывернуты из земли. Обычно аккуратно постриженные кусты и деревья выглядели так, как будто по ним пронесся ураган. Ажурные беседки в некоторых парках лежали в развалинах, статуи и фонтаны превратились в груды обломков, а сами дома, скорее всего, подверглись нашествию
А вот наш дом смотрелся более-менее ничего: на массивных воротах недоставало одного герба, калитка висела на одной петле, зато сама стена была целая и невредимая.
Я еще раз оглядела ту часть дома, которая выглядывала из-за забора, осадила кобылку и тяжело вздохнула.
– Что-то не так? – встревоженно спросил Кром.
Говорить о том, что мне не хочется с ним расставаться, что я привыкла к тому, что он рядом, и что я просто тяну время перед неизбежным расставанием, было глупо. Поэтому я ограничилась одним-единственным словом:
– Добрались.
– Ясно… – без особой радости в голосе ответил мне Меченый и прикоснулся к Пути. В кои веки не опустив взгляд. И я вдруг поняла, что в этих прикосновениях, как и в самом Посохе Тьмы, нет ничего страшного: когда Меченый вот так дотрагивается пальцами до зарубок, его глаза темнеют не от боли, а от горечи.
«Просто этой горечи в них бывает столько, что ее можно принять за Тьму!» – угрюмо подумала я, горько усмехнулась и вспомнила одну из немногих фраз пророка Аллаяра, которую так любил повторять отец: «Не суди издалека, ибо вблизи все сущее выглядит иначе…»
Тем временем Меченый оставил в покое свой посох, неторопливо подошел к калитке и пару раз врезал по ней кулаком.
За ней раздалось покашливание, а следом – еле слышный звук шагов. Калитка скрипнула, провернулась на единственной петле, и на улицу выглянуло морщинистое лицо старого Ждана:
– Хто?!
– Это я, Мэй! – отозвалась я: – Ворота открой…
Привратник несколько раз моргнул, непонимающе потряс головой и подслеповато прищурился:
– Леди Мэйнария, вы?
– Я, я… Ворота открой – я верхом…
Ждан понуро опустил голову и… вздохнул:
– Простите, ваша милость, не могу…
– Не поняла? – возмутилась я. – Не можешь открыть ворота?
– Ну-у-у…
– Та-а-ак… Тео дома?
Старик шмыгнул носом и глухо пробормотал:
– Его милость барон Теобальд погиб… А ваш дом… как и весь лен… теперь принадлежит господину графу Ваге из рода Аттарк…
– Кому? – ошалело переспросила я. А потом сообразила, что Тео – погиб! Так же, как и отец!
– Его светлости графу Ваге по прозвищу
– Хейсар… – негромко добавил Кром. – Побратим короля Неддара…
– Тео погиб? Как? – пропустив мимо ушей их объяснения, мертвым голосом спросила я.
Ждан виновато посмотрел на меня и снова опустил взгляд:
– Я не знаю…
Я видела его взгляд лишь мгновение, но этого мне хватило, чтобы понять, что он солгал. И знает!
Меченый пришел к такому же выводу, так как подскочил к старику и силой заставил его поднять голову:
– Ты врешь! Говори!!!
Сообразив, что перед ним Бездушный, старик закатил глаза и попытался уйти в блаженное забытье. Не тут-то было – Кром его легонечко встряхнул и угрожающе прошипел:
– Лучше меня не злить…
У Ждана затрясся подбородок:
– Я не злю. Просто мне кажется, что… не стоит…
– Говори, – слетев с кобылки, приказала я. – Я слушаю.
Ждан был прав. Знать, как именно умер Тео, мне, наверное, не стоило. Достаточно было сообщения о том, что он погиб в походе. Однако мое желание, подкрепленное стальными пальцами Крома, оказалось сильнее нежелания немощного старика. И я услышала подробности.
Оказалось, что мой старший брат, мечтавший о подвигах и славе с самого раннего детства, погиб еще до того, как увидел врага! И не успев добраться даже до границы Вейнара.
Погиб не в бою, а в самой обычной дуэли, вызванной его собственной глупостью: прогуливаясь по походному лагерю, он высмеял сидящего у костра хейсара.
Точной фразы, которую он бросил горцу, ни Ждан, ни остальные наши домочадцы не знали: брат нынешнего барона д’Атерна, Унгар из рода Аттарк, описал им только место, причины и результат. Зато знала я. Совершенно точно. Ибо слышала ее каждый раз, когда Тео смотрел на Шаргайльский хребет и принимался рассуждать о разнице между горцами и уроженцами долин:
– Вечный снег вымораживает души. И превращает мужчин в трясущихся у огня баб.
– Его милость Унгар сказал, что его сородич убил барона Теобальда чуть ли не с первого удара. И лекарь, который находился рядом, просто опустил руки, – закончив рассказ, сокрушенно вздохнул Ждан. – А его величество, узнав о причине дуэли, разгневался и назвал вашего брата позором рода Атерн.
Старик говорил что-то еще, но я не запомнила: перед глазами стояло лицо Тео. Таким, каким оно было перед его отъездом в Аверон – гордое, чуть высокомерное, сияющее так, словно его уже освещал свет будущей славы.
А в ушах звучали его прощальные слова:
– Род Атерн слишком долго был в забвении.
– В каком забвении? – робко спросила я. – Папа – один из лучших военачальников его величества!