Меченый
Шрифт:
В этот момент к левому плечу прикоснулись чьи-то пальцы… и я, не сообразив, что это возница, вскрикнула, юркнув под руку Бездушного. И уже там затряслась от вернувшихся воспоминаний.
Спрыгнув с телеги, Кром забросил за плечо увесистую котомку, взял в правую руку свой посох, а левую… подал мне! Я покраснела до корней волос, однако вцепилась в нее, как клещи кузнеца в раскаленную заготовку: вот так, касаясь его пальцев, я не боялась ни жутких воспоминаний, ни всех тех опасностей, которые подстерегали нас в ночном Увераше.
Опершись
– До-о-оброго пути, девка! Не держи на нас зла, – прогудел в спину возница. – А тебе, Идущий, быстрого Посмертия.
– Вседержитель вам в помощь, – привычно буркнула я. А Кром ограничился кивком.
Звонко щелкнул кнут, заскрипели колеса телеги, всхрапнула лошадь, и через пару десятков ударов сердца мы остались одни. Ну, почти одни – за невысоким плетнем раздавалось чье-то кряхтение, чуть выше, справа, мужской голос крыл какую-то Аниську, а сзади, за перекрестком, визжала пила. Кроме того, почти со всех сторон лаяли собаки, где-то мычала скотина, а из-за высоченного забора, начинающегося через половину перестрела вверх по переулку, слышался дробный перестук копыт.
– Вы лучше под ноги смотрите, ваша милость! – заметив, что я глазею по сторонам, буркнул Меченый. И я, опустив взгляд, брезгливо поморщилась: местные жители использовали этот переулок исключительно в качестве отхожего места.
– Так намного короче, – после небольшой паузы добавил Кром. – Вон за тем домом можно пройти на улицу Ткачей. Кстати, по ней обычно ходят стражники.
«Стражники?» – недоуменно подумала я. А потом сообразила, что он просто пытается меня успокоить!
На душе потеплело. Настолько, что когда из-за плетня раздалось негромкое покашливание, я даже не вздрогнула.
– Гля, Дафи, Бездушный под руку с девкой! Лопни мои глаза!!!
– Вертайся в избу, дурень! – перепуганно воскликнула эта самая Дафи. – Те-е-е че, жить надоело? Это ж ключ! Вдруг – по наши души?!
Я криво усмехнулась – еще несколько дней назад и я считала себя ключом. И боялась за души своих родных.
«Прежде чем верить тому, что тебе говорят, – думай», – мысленно повторила я слова возницы и вздохнула: он оказался прав.
– Ой… Бегу… – перепуганно воскликнул тот же голос, и из-за плетня раздался топот.
– Действительно дурень… – вполголоса пробормотала я и чуть ускорила шаг.
Увидев вывеску на постоялом дворе, я остановилась как вкопанная: на ней была нарисована полуголая женщина с обнаженной грудью и ногами, открытыми по середину бедра! Алые губы, призывная улыбка, прогнутая в пояснице спина – ее фигура дышала самой настоящей похотью. А значит, должна была привлекать на постоялый двор мужчин, ищущих плотской любви!
Почувствовав, что я вырвала руку из его пальцев, Кром замер, встревоженно посмотрел на меня и… улыбнулся:
– Это не то, что вы думаете, ваша милость!
Улыбка на его лице выглядела так непривычно, что я забыла про вывеску, про свои мысли о тех непотребствах, которые должны твориться в этом
Увы, улыбка пропала так же быстро, как и появилась. А на смену теплым искоркам, на миг появившимся в уголках его глаз, пришел привычный мне холод.
– Один из немногих постоялых дворов в Увераше, в котором можно помыться, – буркнул Меченый. Потом поудобнее перехватил посох и толкнул дверь калитки.
Я представила себе бочку с горячей водой и… рванула вслед за Кромом: ради возможности нормально помыться я была готова зайти даже в храм Двуликого!
Увидев перед собой Бездушного, хозяин постоялого двора принялся растерянно мять сорванный с головы колпак:
– Э-э-э… Еды? Воды? Места на сеновале?
Кром мрачно оглядел пялящихся на него посетителей черного зала и отрицательно помотал головой:
– Две комнаты. Рядом. Ужин в одну из них. Бочку с горячей водой. Прачку.
«Бочку с горячей водой…» – предвкушая удовольствие, мысленно повторила я. Потом наткнулась на слащавую улыбку, появившуюся на лице сидящего за ближайшим столом здоровяка, услышала его «а рыжая-то, ничего, правда, Гринь?» и… вцепилась в руку Меченого:
– Кром! Комнату – одну!
Толстяк, сообразив, что мы вместе, на мгновение потерял дар речи.
Кстати, удивился не только он – у улыбавшегося мне мужика отвалилась челюсть, а мордастая девица лиственей на пять старше меня, убиравшая с освободившегося стола, увидев, что мои пальцы касаются руки самого настоящего Бездушного, смахнула на пол не крошки, а пустой кувшин из-под вина!
Кинув взгляд на источник шума, Кром повернулся ко мне, «полюбовался» на мое пылающее лицо и кивнул:
– Комнату – одну. Но побольше…
– Э-э-э…
Звякнул кошель, и хозяин постоялого двора, увидев желток [129] , сложился в угодливом поклоне:
– Прошу за мной, ваша милость!!!
Комната оказалась почти с мою спальню: от входной двери до широченной кровати под балдахином было добрых десять локтей. И приблизительно по семь-восемь – от нее же и до обеих стен. Зато с мебелью в ней было негусто: шкаф, стол, четыре стула и два окованных стальными полосами сундука. Причем шкаф был темно-коричневым, стол – почти белым, стулья – серовато-желтыми. А балдахин, покрывало и занавески, соответственно, красным, зеленым и серыми!
129
Желток – в просторечии золотая монета.
В этот же стиль отлично вписывались и подсвечники – один был медным, а второй деревянным!
– Наша лучшая комната! – дав нам возможность полюбоваться обстановкой, гордо сказал хозяин. – Нравится?
– Угу… – буркнул Меченый.
А я промолчала. Сообразив, что по сравнению с охотничьим домиком, в котором мы прожили больше декады, это – королевские покои…
– Бочку сейчас поднимут! – метнувшись к кровати и заботливо поправив завернувшийся уголок покрывала, протараторил он. – А ужин когда подавать? Сразу?