Меченый
Шрифт:
Пока я думал, стоит ли придираться к формулировке, леди Мэйнария угрюмо смотрела на дверь, ведущую к белойлестнице. А когда я почти уже решил, что все-таки хочу услышать извинения, вдруг прикоснулась пальцами к моему налокотнику и… грустно вздохнула:
– Пойдем! Негоже заставлять его ждать.
Баронесса шла по белойлестнице с таким видом, как будто была одета не в пыльный охотничий камзол, шоссы и сапоги, а в роскошное бальное платье – гордо подняв голову, выпрямив спину и не поднимаясь, а словно воспаряя над ступеньками.
Я старался
Поднялись. Леди Мэйнария вошла в услужливо открытую дверь и тут же присела в глубоком реверансе. Почему-то не дав мне зайти следом:
– Добрый вечер, ваше сиятельство! Искренне рада вас видеть.
– Здравствуйте, леди Мэйнария, – зачем-то подчеркнув обращение на «вы», поздоровались с ней. – А где же ваш… э-э-э… спутник?
Баронесса неторопливо отошла в сторону, повернулась ко мне и улыбнулась:
– Вот! Кром по прозвищу Меченый. Человек, которому я обязана жизнью.
Я слегка растерялся – она не назвала меня ни Бездушным, ни Нелюдью, ни слугой Бога-Отступника. Словно эта часть моей жизни не имела для нее никакого значения. Назвав только имя, прозвище. И то, что связывает ее и меня.
Благодарно кивнув улыбающейся мне баронессе, я посмотрел в конец коридора и подобрался: граф Грасс, восседающий в кресле, поставленном рядом с дверью в наши покои, смотрел на меня с бо-о-ольшим неодобрением. Если не сказать, с ненавистью.
– Кром! Открой, пожалуйста, дверь, – пытаясь сгладить неловкое молчание, попросила леди Мэйнария. – А то общаемся в коридоре.
Я проскользнул вдоль стены, проигнорировав движениянапрягшихся телохранителей графа, открыл дверь в наши покои и первым вошел внутрь. Не столько для того, чтобы проверить, нет ли там посторонних, сколько чтобы позлить Рендалла.
Пробежался по моей комнате, заглянул в спальню и удивленно приподнял бровь, услышав, что леди Мэйнария просила графа Грасса послать за фруктами и вином кого-нибудь из его воинов.
– А что, ваш спаситель не в состоянии? – входя в комнату, язвительно поинтересовался Рендалл.
– Он спаситель, а не вассал. И, тем более, не слуга… – холодно заметила баронесса. – Мне кажется, что человек с вашим жизненным опытом должен видеть разницу между этими понятиями…
Я не поверил собственным ушам – леди Мэйнария рисковала добрыми отношениями с самым близким другом своего покойного отца из-за какого-то там Бездушного!
Видимо, граф Грасс подумал о том же самом. Так как тут же сменил тон и извинился:
– Прошу прощения, если я вас чем-то обидел. Я не имел в виду ничего плохого…
– И вы меня извините, ваша светлость: то, что для меня сделал этот человек, нельзя переоценить. При всем желании.
Граф Рендалл дождался, пока она сядет, опустился на табурет напротив и вопросительно посмотрел на меня. Видимо, ожидая, пока я выйду. Я, соответственно, посмотрел на леди Мэйнарию.
Мэй виновато улыбнулась, но твердо вымолвила:
– Ваша светлость, если вы не возражаете, я бы хотела, чтобы Кром остался здесь. Я ему полностью доверяю.
Это заявление, вернее, тон, которым оно было сказано, ввергло меня в ступор – она искренне верила в то, что говорила!
Не понял. Как ни пытался. И, решив разобраться с этим как-нибудь потом, прислушался к разговору.
М-да… Понимать высокую речь [163] оказалось на редкость сложно: в каждом предложении прятался не один смысл, а как минимум три. Баронесса и граф Грасс реагировали на все, а я – не понимал даже того, что вроде бы лежало на поверхности. Скажем, реакцию баронессы на самые обычные, на первый взгляд, фразы – известие о том, что сотрудники Тайной службы из Меллора подтвердили факт смерти графа Корделла д’Атерна и разобрались в обстоятельствах его смерти, почему-то вызвало в ней чувство удовлетворения. Рассказ о том, что люди, посланные в ее родовой замок, пока не отписались – грусть. Фраза о том, что граф Грасс получил в архиве копию вассального договора, заключенного предками баронессы с родом Латирданов, и теперь знает, какое годовое содержание обязан выделить ей король Неддар, раздражение. А когда граф извинился за то, что из-за большого количества навалившихся на него проблем не сообразил, что баронессе негде жить, и предложил ей немедленно переехать в его особняк, в глазах леди Мэйнарии появилась обреченность.
163
Высокая речь – общение аристократов (просторечивое выражение).
– Благодарю вас, ваша светлость, – мрачно выдохнула она. – С превеликой радостью. Но прежде чем покинуть постоялый двор, я бы хотела поговорить с моим спасителем. Наедине.
Граф побагровел:
– Леди Мэйнария! Перед вами – слуга Бога-Отступника! Нелюдь!!! О чем с ним вообще можно говорить?
Баронесса вспыхнула… и ослепительно улыбнулась:
– Обо всем на свете, ваша светлость! Вы просто плохо знаете Бездушных.
Я думал, что Рендалла хватит удар – несколько мгновений он хлопал глазами и разевал рот. А потом взял себя в руки и посмотрел на леди Мэйнарию с сочувствием.
Мне это здорово не понравилось. Как оказалось, не зря – от следующего его вопроса за версту отдавало чем-то грязным:
– А вы бы не могли рассказать, от чего он вас спас?
– От сторонников графа Иора Варлана, от укуса акрида, от десятка с лишним Серых, приблизительно такого же количества лесовиков… – затараторила баронесса. И почти сразу же замолчала – видимо, почувствовала, что после каждого следующего сказанного ею слова это самое сочувствиевсе усиливается и усиливается…
– Вы мне не верите? – возмущенно воскликнула она.
– Ну почему же? – притворно удивился граф. – Верю: вы многое пережили, и пережитое… слегка сказалось на вашем восприятии окружающей действительности! И это вполне нормально! Поверьте, я знаю, о чем говорю!!!
Баронесса набрала в грудь воздуха, чтобы возразить, но не успела: дверь скрипнула, и в комнату скользнул один из вассалов графа Грасса:
– Ваша светлость! Там – королевская стража. С ордером на арест. – Он кивнул в мою сторону. – Бездушного по имени Кром…