Меченый
Шрифт:
Удача покинула стаю. Глубокий снег. Бор недоступен для набегов.
Но Одноглазая чуяла, что скоро потеплеет, что по ночам будет настывать снежная корка — наст, — и тогда стая непременно устроит богатый пир, и не один.
А покуда волки уже много дней не покидают пригорок. Голод озлобил их…
Солнце подобралось к полдню. Отогрелся лес, запахло хвоей, корой, старыми дуплами. Снег посинел, стал нагреваться, и поползли по нему неведомо откуда букашки, паучки, разбуженные вестниками большого перелома. Стайки чечеток, снегирей уже правили на север. Тайно, исподволь заводились новые
Чу, что это донеслось до пригорка? Волки вскочили, повернули морды на звук, замерли.
— Тщеп… тщеп… тщеп… — мерно неслось по лесу.
Это все тот же дымчато-серый олень двигался по бору, разгребая грудью размякший снег. Шел он торопясь, тяжело переставляя ноги, направляясь к крутякам. Волки бросились наперерез оленю.
Да не тут-то было! В размякшем снегу они тонули по самые уши. Так ни с чем и вернулись на пригорок. А олень не торопясь уходил дальше и скрылся в глубине бора.
Солнце продолжало пригревать. Над вершинами курчавых сосен, в синеющем небе вдруг появилось и растаяло облачко — это к ведру. Чище, звучнее становился воздух в лесу — тоже вестник ясной погоды. Но Одноглазая по каким-то другим приметам точно угадывала, что ночь будет звездная, что к утру непременно настынет наст, и тогда будет большой, последний пир, и старая волчица покинет стаю. Пора расходиться!
Одноглазая не ошиблась: солнце еще не село, еще продолжался день, а уже повеяло холодом. На снегу не осталось букашек, паучков, не стало капать с сосен, а те, кто, поверив теплу, покинули свои убежища, вынуждены были вернуться восвояси, чтобы не отморозить ножки. Только волки радовались похолоданию и проявляли заметное нетерпение.
Тайга встречала ночь настороженно. На темном небе высыпали звезды. Ни единого звука, все угомонилось, попряталось. Опять зима, опять крепко приморозило. Волки не покидали пригорок, терпеливо ждали, прислушивались к шороху настывающего снега.
Уже была полночь. Над темным бором звездное небо, покой. Одни совы шныряли, да изредка бубнил филин-пугач. Одноглазая поднялась с лежки, потянулась, выгибая костлявый хребет, и осторожно пошагала по насту, да вдруг провалилась. Пришлось вернуться на пригорок и еще ждать…
Только под утро сковало снег крепкой коркой. Словно ветер в чистом иоле, неслись волки дневным следом старого оленя. Впереди Меченый. Как легко несет он свое гибкое тело на сильных ногах, отмеряя расстояние огромными прыжками. Весь он был собран в своем желании, в своем неудержимом стремлении заглушить голод, и, казалось, не было предела его силе. Остальные еле поспевали за ним. Теперь все волки снова были дружны и бесстрашны.
Мелькали сосны, бугры, овраги. Сокращалось расстояние до цели. Но даже в этом бешеном беге волки не забывали про порядок: бежали гуськом, бесшумно, воровской вязкой.
На холме пахнуло свежей добычей. Впереди, во мгле бесцветного тумана, в заиндевевших соснах темнел обширный лог. Именно оттуда, из глубины его, ветерок и доносил желанный олений запах.
Одноглазая с беспокойством посмотрела на зарю. Дятел уже возвещал утро, надо торопиться, наст продержится четверть дня, а то и того меньше. Не так просто за это время загнать рогача.
Старая волчица бесшумно
Вспугнутый олень убегал редколесьем. Бежал легко, уверенно. Вот он выкатился на верх пологой сопки, вдруг остановился весь на виду, настороженный, огромный. Тихо, медленно выползло из-за горизонта солнце. Потоки холодного света лились по бору, и в мутной дали четко выкроились силуэты горных вершин. Снег заголубел, еще чище, еще прозрачнее стал воздух.
Олень стоял вполуоборот к своему следу, охваченный тревогой. Как весь он напряжен в момент опасности! Глаза, уши, нос, казалось, — все до шерстинки, до дыхания было захвачено желанием разгадать, насколько опасен шорох, что спугнул его с кормежки? От него веяло бычиной силой, дикой вольностью. В широко расставленных ногах, в гордо откинутой голове, в раздутых ноздрях было что-то непримиримое.
Но вот опять шорох, теперь ближе, яснее. Олень весь повернулся к нему и потряс угрожающе рогами, еще не понимая, кто это бежит его следом. Набрось ветром запах хищников, и он был бы уже далеко. Но вот между сосен по снежной белизне замелькали серые тени. Рогач всполошился, он узнал волков. Скорей, скорей на гольцы!
Солнце поднималось все выше и выше. Заиндевевшие вершины сосен пылали ослепительным блеском. Отмяк, потеплел воздух. В птичьем гомоне, в шелесте крон, в дыхании всей природы чувствовался перелом. Не заглушить больше зиме ни пургой, ни ночными морозами крик желны, бормотанье косача, стук токующего дятла, подледный вздох ручья…
Рогач уходил тенистым бором на восток, к Мугою, там он рассчитывал найти помельче снег. У него еще был запас сил, и он надеялся на свои ноги, на легкий бег. К тому же олень не успел утром набить свой желудок кормом, и теперь ему легко было справляться с расстоянием. Однако солнце пригревало сильнее, слабел наст.
И вдруг под острыми копытами рогача он проломился, и олень всей своей огромной тушей завалился в сугроб. Небольшое усилие — и рогач снова наверху. Только теперь его прыжки сузились, утратилась в беге прежняя уверенность. Страх вселился в него. Оленя стали пугать колоды, кусты, пни. А следом все ближе подбирался зловещий волчий шорох.
Для стаи наступил решительный момент. Скоро наст совсем размякнет, не будет держать и волков.
Одноглазая подала знак к нападению.
Вперед вырвался Меченый. На бегу волк схватил пастью снег, пытаясь приглушить тяжелое дыхание. Глаза были красные, цепкие. Для него в этот момент существовало только желание — свалить жертву. Едва касаясь наста, он стал нагонять рогача.
Страх все больше овладевал оленем. Рогач стал чаще заваливаться в снег, резал ноги о твердую корку, напрасно бросался то в одну, то в другую сторону, всюду теперь его подкарауливал предательский наст. А до Мугоя было еще далеко, чувствовал он — не добраться. Справа, между сосен, мелькнула серая тень, быстро понеслась вперед — это Меченый перерезал ему путь. Рогач догадался, метнулся влево, но наскочил на Одноглазую и в нерешительности замер. Быстрым взглядом он окинул местность и вдруг понесся навстречу Меченому.