Мечи с севера

Викинги – морские воины из Скандинавии, ушедшие за добычей – держали долгое время в страхе почти всю Европу.

Норвежские воины-наемники добрались даже до самого большого города того времени – Константинополя, где их охотно принимали на службу в варяжскую дружину византийских императоров.

Особенно известен своими подвигами

Харальд Суровый, который служил в Византии во времена императрицы Зои, дамы, мягко говоря, легкомысленной, бывшей три раза замужем и отравившей всех своих мужей. Харальд с варягами принимал участие в походах на Сицилию и в Болгарию.

Неистовые викинги пронеслись по всему миру подобно страшному смерчу. Но они вошли в историю не только благодаря своим грабежам и разбоям.

Хотя нет документальных источников, подтверждающих это, считается, что гренландец Лейв Эрикссон открыл Америку задолго до Колумба. Датировать это событие точно немыслимо, можно лишь допустить, что произошло оно около 1000 года.

Локализация Винланда, «Виноградной страны», которую открыл Лейв Счастливый – предмет поисков и гипотез на протяжении столетий. Нет недостатка и в самых фантастических определениях местонахождения Винланда, который помещают на Кубе, в Мексике, Парагвае, Полинезии и на Аляске.

Поэтому неудивительно, что открытие Северной Америки викингами стало материалом для многочисленных романов.

В очередном томе нашей серии рассказывается о подвигах викингов за пределами родной Скандинавии, о неожиданностях и опасностях, с которыми им приходилось сталкиваться на морских просторах, и о законах чести и доблести, по которым жили эти северные разбойники.

Генри Триз по праву считается «королем викингского романа», а Карл С. Клэнси известен во всем мире своими историческими романами. Мы познакомим вас со службой варягов в Византии, с невероятными приключениями и сражениями неукротимого исмелого конунга Харальда.

Счастливого плавания на викингских драккарах!

Оба исландца посторонились, чтобы позволить Харальду первым взойти по двадцати ступеням серого камня, ведущим от причала на набережную.

Прежде чем сойти на берег он потратил много времени и сил на то, чтобы причесать свои светлые волосы и колючую бороду, и теперь толпившиеся возле перил зеваки не могли сдержать возгласов восхищения.

Темнокожая девушка с корзиной зеленых дынь на плече воскликнула:

– Вот их король! Они, должно быть, богаты, эти северяне. Вы только гляньте, какие у него золотые обручья!

В толпе послышались вздохи и смех, но Харальд сделал вид, что ничего не замечает. На самом деле, он зорко следил за толпой светло-голубыми глазами, отмечая про себя каждую мелочь.

Шедший позади него Ульв насмешливо шепнул:

– Давай, Харальд, действуй, пусть они запомнят этот день. Им, черт побери, нечасто удается поглядеть, как викинги сходят на берег.

Халльдор рассмеялся, хлопнув

ладонью по ярко горевшему на солнце широкому лезвию своего боевого топора:

– Ну, это-то ладно.

Харальд уже почти достиг вершины лестницы, и толпа начала расступаться, давая ему дорогу.

Легкий бриз играл его золотистыми волосами, видневшимися из-под окованного медной полоской черного кожаного шлема, раздувал длинный, тяжелый плащ темно-красной шерсти, схваченный на груди серебряной пряжкой, так что был виден двуручный с рукоятью из слоновой кости меч в ножнах из недубленой телячьей кожи.

Девушка-сириянка, что продавала дыни, поставила корзину на землю, молитвенно сложила свои тонкие смуглые руки и сказала со вздохом, воздев глаза к небу:

– Вот бы мне такого возлюбленного!

Но стоявшие в толпе мужчины не слышали ее слов. Они с завистью смотрели на харальдов бахтерец, кожаную рубаху сплошь облитую неблестящими железными пластинами, на серебряный пояс, подчеркивающий стройность его стана, да на крученые оленьей кожи ремни, крест-накрест перевивающие его ноги поверх синих льняных штанов.

Какой-то старик с посохом проговорил, указывая на норвежца своей трясущей рукой:

– Да, друзья мои, такой шрам, от виска до подбородка, не получишь, сидя дома у комелька.

Харальд хотел было сказать старику, что шрам он получил, напоровшись на сук яблони, когда скакал верхом поздно ночью в окрестностях Трондхейма, а вовсе не в смертельной схватке с врагом, но тут послышался рев серебряных труб, и на улице показались крытые носилки в сопровождении полуэскадрона всадников. Балдахин носилок был из золотой парчи; сверху его венчала искусно сделанная пальма со стволом из черного дерева и чеканными золотыми листьями.

– Императрица едет! – крикнул какой-то мальчишка. – Смотрите, сама старушка Зоя объявилась поприветствовать белых волков!

Трое викингов заметили, что столпившийся на набережной народ вдруг совершенно перестал обращать на них внимание. Все, как один, повернулись посмотреть на приближающуюся кавалькаду.

Только девушка-сириянка вздыхала, закрыв глаза и сжав ладони, вся во власти своей мечты.

Харальд сказал Ульву:

– Ну что, брат, теперь ты понял, почем в Миклагарде [1] ценятся викинги?

Лицо Харальда, который до того хранил молчание, посуровело.

– Они научатся ценить нас, братья, – промолвил он. – Вот увидите, цена очень скоро пойдет вверх.

Звук его голоса был похож на рокот, с каким айсберг раскалывается, натолкнувшись на скалистый берег.

Как оказалось, к пристани приехала вовсе не императрица. Когда рабы опустили парчовые носилки на землю, из них вышел сгорбленный старик с худым лицом и посохом черного дерева в руках.

– Одна серебряная нить, которой расшита его одежда, стоит столько, что в Исландии на эти деньги можно целый год прокормить семью из пяти человек, – вздохнул Ульв.