Мечник. Око Перуна
Шрифт:
Твердо
Доброшка принялся уписывать снедь так, будто в жизни не едал. Наевшись, устроился поудобней и принялся смотреть на огонь. Оказалось, зрелище это не менее завораживающее, чем вода.
– Спасибо, Алеша. Не едал ничего вкуснее.
– Тебе спасибо, Доброшка. И прости, что мы тебе рыбки не оставили. Заболтались.
– Да уже понял, что заболтались. О чем хоть говорили-то?
– Толковали промеж собой, что дальше делать будем.
– И что надумали?
– Да ничего конкретного.
Доброшка откинулся на спину, засунул
– Алеша, все хотел тебя спросить: как ты в пещере оказался и чем кончилась битва?
– Да я вот уже Белке рассказывал… Как кончилась битва, я могу только догадываться. Видимо, ничем хорошим для наших она не кончилась.
– Разве ты не знаешь?
– В том-то и дело, что не знаю. Я на коне поскакал, как полагается, на ворога.
– Да, я видел.
– Пошла рубка. А потом, судя по тому, что у меня до сих пор в голове колокола звонят, получил по шлему либо дубиной, либо мечом плашмя. Очнулся – меня уж волокут куда-то спешно. Руки-ноги связаны. Остальное ты и сам знаешь.
Доброшка повернулся на бок, подпер голову рукой и принялся смотреть, как Алеша сноровисто управлялся с кабаньей тушкой, а Белка на краю поляны плела ромашковый венок.
– А что о дальнейшем надумали?
– Да чего тут думать, все понятно: нужно в Киев плыть. Тем более что мы теперь на прямой дороге – садись в ладейку да плыви.
– Вместе?
– Да вот и мы с Белкой об этом больше всего и толковали. Неплохо было бы кому-нибудь назад воротиться. Узнать, что с Яновой дружиной приключилось. Да и весть в Колохолм подать было бы неплохо.
– Надумали меня отправить?
Алеша смутился:
– Да, была у меня мысль.
– А ты с Белкой и измарагдами, значит, в Киев, к стольному князю?
– Ты погоди, – дружинник поднял голову от работы и посмотрел на Доброшку, – не кипятись. Мысль была, да сплыла. Ты добыл камни, ты из полона меня вызволил, тебе и честь от князя принимать.
– А кто в Колохолм поедет? Ты?
– Нет. Мы все вместе поедем в Киев. Ты хоть герой и удача за тобой ходит, а все ж трое лучше, чем двое.
«Да, я всего лишь мальчишка, необычный мальчишка», – вспомнил Доброшка Белкину фразу из невольно подслушанного разговора, но вслух не сказал. Алеша меж тем продолжал:
– В Колохолме нас раньше будущей весны никто не ждет. Волноваться не будут. Остатки Яновой дружины мы вряд ли сможем найти, не сидят же они на месте. А вот напороться на людей Ворона – запросто. Поэтому мы двинемся вниз по реке. Идти будем ночами. Вороновы дружинники рано или поздно найдут свой насад и попрут за нами. Придется нам и с огнем быть осторожней. Но сегодня празднуем победу: едим, отсыпаемся, отдыхаем. А вечером двинемся, Бог даст.
Алеша организовал движение путников по хорошему дружинному распорядку. Ночью плыли. Течение несло ладейку вперед, однако работать веслами приходилось немало. То и дело приходилось огибать небольшие островки и отмели, едва видимые в темноте. Под утро закидывали снасть, и к тому моменту, когда вставало солнце, в садке трепыхалось пять-шесть рыбин. Выбирали место для остановки. Прятали ладью: втаскивали на берег или выбирали заводь, прикрытую ветвями.
Поутру, пока над рекой стоял туман, разжигали костер. На костре готовили рыбу. На первой же остановке Доброшка слепил из прибрежной глины горшок и обжег его на костре. Горшок был на вид довольно неловок, поскольку гончарного круга у путешественников, понятно, не было, но надобность свою исполнял исправно. Уха из свежей рыбы получалась знатная.
Потом Доброшка надевал тетиву на лук и шел на охоту. Пустым никогда не возвращался. Голод не тетка – пришлось ему и уток стрелять. А раз добыл молодого олененка. Мыслям о жизни и смерти старался больше воли не давать.
Мясо запекали в углях. Это был обед и ужин. Днем костер не разжигали, чтобы с воды никто не заметил стоянку. Спали.
Вечером, как стемнеет, собирались в путь.
На пятый день (а точнее, ночь) пути, к утру, из-за очередного поворота на высоком берегу показалась деревянная церковка. За церковкой угадывалось человеческое жилье. Судя по всему, это было большое село. Берег был обжит. На привязи стояли лодки, вдоль берега были устроены мостки, у пологого спуска была оборудована большая пристань. У пристани покачивались на волнах большие купеческие корабли.
Доброшка с Алешей внимательно рассмотрели каждый из них и решили, что того насада, который они пустили с привязи у пещеры, среди пришвартованных кораблей нет. Значит, Ворон не достиг еще этого места. Пройти на конях быстрее, чем они шли по реке, вряд ли бы у кого получилось.
Воронового насада не было, зато стояли два чудных судна. Одно из них Алеша признал: это варяжская ладья. На нем северные люди не только по рекам, но и по бурным морям плавают. В самом деле, ладья отличалась от обычных русских насадов: имела вид хищный и стремительный. Трудно сказать, по чему это было видно, но видно было совершенно отчетливо. Это как посмотришь на сокола, и сразу понятно, что хищник – чужими жизнями питается. А корова хоть и большая, а только взглянешь, сразу ясно: травку ест, о крови и не помышляет.
По варяжской ладье было видно, что это не корова и даже не сокол, а волк. Или даже пардус. Доброшке Максим в книге показывал картинку и рассказывал. Он их своими глазами видел. Вроде кошка, но ноги длинные, как у лани. Бегает быстрее ветра. Ни у кого нет таких быстрых ног, чтобы убежать от пардуса. Ни у кого нет таких зубов, рогов, когтей, чтобы отбиться. Лютая животина. С пардусами князья охотятся.
Рядом с варяжской ладьей стоял кораблик, который озадачил видавшего виды Алешу. Зато Доброшка отличился. И тут без Максимовой науки не обошлось. Видел он такой корабль в книге. Все-таки удивительная вещь эти книги. Вроде и не бывал Доброшка нигде, кроме Летославля и Колохолма, а вот увидел корабль – и сразу признал: греческая ладья, из Царьграда, видать, пришла. Белка посмотрела с удивлением и уважением. Но потом вдруг усомнилась: