Мечом раздвину рубежи
Шрифт:
Сейчас она выглядела по-иному. Отсутствие некогда провисшей части потолка делало ее выше, зато упавшие сверху камни значительно уменьшили размеры. Побывавшие в пещере до отряда Микулы казаки разобрали часть завала, расчистив засыпанный выход в продолжение русла бывшей подземной реки, и, чтобы попасть в него, нужно было пройти сквозь узкий коридор в нагромождении камней. Первыми в него вступила тройка дозорных с факелами, за ними Микула и Сарыч, остальные казаки задержались у завала, вглядываясь в темные углы пещеры, готовые встретить появившегося оттуда врага.
Пол пещеры был неровный, к тому же разбиравшие завал казаки
— Вот и пришла смерть, о которой я говорил, — прошептал Сарыч, когда Микула приник ухом к его груди. — Недаром меня почти весь день преследовал торжествующий смех Арука. Его душа-оборотень смогла нанести мне смертельный удар.
— Сарыч, ты просто ранен… как это случалось с тобой уже не раз до этого, — начал успокаивать казака Микула. — До выхода в овраг уже недалеко, там на свету мы займемся твоей раной всерьез, а через несколько часов будем у моих дружинников, многие из которых лечат не хуже знахарей. Потерпи немного…
— Микула, я сказал, что душа-оборотень Арука нанесла мне смертельный удар, — перебил его Сарыч. — Тебя от ее мести у горного ручья уберегли духи воды, а меня боги спасти не смогли или не пожелали. Я чувствую, что умираю, и перед смертью хочу увидеть своего убийцу. Отнеси меня к нему.
— Мы тебя сейчас вынесем из-под земли, перевяжем рану, и ты будешь жить, — продолжал успокаивать раненого Микула.
— С каждым мигом из меня уходит жизнь, а я должен увидеть своего убийцу, — настаивал Сарыч. — Я обязан знать, кто он — просто стражник или душа-оборотень Арука. Исполни последнюю волю умирающего, она священна для всех воинов, каким бы богам они ни поклонялись. Покажи мне моего убийцу.
Подняв Сарыча на руки, Микула направился с ним к казакам, остававшимся у начала коридора в завале.
— Кто стрелял? — спросил Микула. — Где он?
— Сотник, мы ничего не понимаем, — ответил старший из казаков. — Услышав щелчок спущенной тетивы, мы сразу бросились на этот звук. Там среди камней лежал с луком в руках стражник, однако он не мог стрелять. Больше ни в завале, ни в пещере нам обнаружить никого не удалось. Но кто-то ведь пустил стрелу?
— Почему считаешь, что найденный вами человек с луком не мог стрелять?
— Его тело было изуродовано камнями, правая рука повреждена, но.главное, что он был мертв… да-да, мертв. А мертвые не стреляют.
— В теле погибшего стражника была душа-оборотень Арука, -сказал слышавший ответ казака Сарыч.
– Это она вдохнула в мертвое тело на краткий миг жизнь и заставила его выпустить в меня стрелу. Я должен быть рядом со своим убийцей. Может, душа-оборотень Арука еще не успела покинуть мертвое тело стражника, и тогда моя душа, вырвавшись из моего лишенного жизни тела, сойдется в поединке с душой-оборотнем.
С Сарычем на руках Микула направился туда, где сбоку большого скального обломка, заваленный по колени камнями, лежал стражник. Его левая рука сжимала лук со спущенной тетивой, на правой три пальца были расплющены в лепешку, однако он смог натянуть лук и пустить стрелу лишь уцелевшими большим и указательным пальцами. В том, что стражник мертв, сомневаться не приходилось — прорвав кольчугу, из его груди торчал конец вонзившегося в нее острого камня, а левая половина черепа была на треть снесена, по всей видимости, обрушившимся на него потолком пещеры. Но Микулу поразило лицо мертвеца — на нем была улыбка. Самая настоящая широкая, довольная улыбка, словно погибший в последний миг перед смертью радовался. Может, она действительно наступила мгновенно и на лице мертвеца запечатлелось выражение, бывшее на нем до смерти? Однако, по словам казаков, этот стражник всего минуту назад выстрелил из лука, значит, он умер не от обвала. В таком случае его раны и напряжение, связанное с натягиванием тетивы изуродованной рукой, оставили бы иной след на его лице. Но возможно, это была радость по поводу успешного выстрела?
— Микула, душа-оборотень еще в теле стражника, — возбужденно проговорил Сарыч. — Смотри, она смеется надо мной! Тело полуязычника-полумусульманина Ичкера не смогло победить тебя, зато тело мусульманина-буртаса покончило со мной. Душа-оборотень знала, что я пожелаю увидеть своего убийцу, и дождалась меня, чтобы насладиться моим поражением. Но она сделала ошибку — желание продлить торжество победы обойдется ей дорого: моя душа неотступно станет преследовать ее и не позволит больше творить черные дела, в том числе свести счеты с тобой…
Сарыч смолк, вздрогнул всем телом, его приподнятая голова резко опустилась. Всмотревшись в его лицо, Микула понял, что казак мертв. И тотчас нечто невидимое, словно внезапный порыв холодного ветра, пронеслось мимо Микулы, заставив затрепетать пламя факела в руке стоявшего рядом казака. Пламя не успело выпрямиться, как сотника снова обдало холодом, и огонь факела опять отклонился в сторону.
— Что это? — недоуменно спросил казак с факелом у стоящего рядом товарища. — Неужто летучие мыши? Но они здесь никогда не водились. Да и летят они не на огонь, а от него.
— Даже если это они, почему от них несет таким холодом? — вопросом на вопрос ответил тот. — Меня до сих пор бьет озноб.
Микула молчал: он вспомнил, как точно так же его обдало холодом на берегу горного ручья, когда Сарыч прикончил пытавшегося убить Микулу Ичкера. Неужели сейчас мимо них пронеслась вначале душа-оборотень Арука, а вслед за ней душа Сарыча? Впрочем, это дело богов, а Микуле надлежит выполнить предсмертную просьбу своего бывшего боевого товарища.
— Тело Сарыча возьмем с собой, — приказал Микула старшему из казаков. — Оно возляжет на первый священный погребальный костер вместе с павшими в бою русичами.