Мечом раздвину рубежи
Шрифт:
Рука Василия, лежавшая на крышке маленького резного столика из орехового дерева, дрогнула, в глазах мелькнуло любопытство.
— Слушаю тебя.
— Василий, на наших ладьях нет воды и пищи, среди приплывших изрядное число раненых и обожженных, на берегу нас стерегут твои когорты*. Ты хочешь, чтобы мы без всяких для тебя хлопот попросту передохли в море, однако сему не бывать. Мы умрем, только не от жажды и голода, а в бою. Он будет последним для нас, как и для многих твоих легионеров. Не ведаю, когда главный воевода
— Но я христианин, — нерешительно произнес спафарий.
— Знаю. Однако все боги не возбраняют исполнить последнюю волю идущего на смерть. Кто знает, Василий, может, тот бой окажется последним и для тебя. Возможно, сегодня мы оба сядем за пиршественный стол вместе с поджидающей нас вскоре смертью.
Спафарий, большой любитель выпить, несколько мгновений смотрел в бесстрастное лицо русского воеводы, затем с грохотом опустил кулак на стол.
— Ты мой гость, Бразд! Пей за что хочешь, а я осушу кубок за нашу встречу. Садись за стол! Эй, слуги, несите вино!
Василий собственноручно разлил принесенное вино по серебряным кубкам, протянул один воеводе.
— За тебя, Бразд! Не спаси меня твои русы на Крите от пиратов, не поднимал бы я сейчас эту чашу.
— За тебя, Василий, — не остался в долгу русич. — Не приди твои когорты(Когорта — подразделение легиона {360-400 воинов).) мне на помощь в Африке — сгинул бы я под сарацинскими саблями.
Спафарий и воевода одновременно выпили, и Василий тут же наполнил кубки снова. Теперь первым поднял кубок Бразд.
— Я русич, Василий, но в эту тяжкую для себя минуту хочу быть с тобой, ромеем. Там, в море, мои соплеменники, однако не лежит к ним моя душа. Еще недавно мы, древляне, были свободными и сами правили собственной землей. Но киевские Полянские князья силой примучили нас, заставили платить дань, следовать их воле. Мы вставали с мечом в руках против Киева при князе Олеге и при теперешнем Игоре, однако до сих пор ходим под его пятой. Может, оттого, что не желал подчиняться чужим Полянским князьям на родной земле, я добровольно вызывался ходить в походы на подмогу твоему императору. За нашу дружбу, Василий!
Воевода залпом осушил кубок, протянул его спафарию.
— Сейчас я твой гость, Василий. Но ты сам обмолвился, что судьба вероломна и переменчива. Кто знает, может, она отплатит тебе сторицей за сегодняшнее гостеприимство. Выпьем еще, старый друг…
У спафария от выпитого вчера шумело в голове, подташнивало, противно было в желудке. Меньше всего ему хотелось сейчас что-либо делать и даже говорить. Когда подле него резко осадил коня бывший викинг Фулнер, Василий с неприкрытым раздражением посмотрел в его сторону.
— Я приказал тебе следить за ладьями русов. Почему оставил берег? — с неприязнью спросил он.
— Спафарий, я узнал, что вчера тебя посетил посланец
— Русам нужны вода и пища, они просили пустить их на землю. Запасшись припасами, они обещали отправиться к себе на Русь.
— Почему ты отказал им? Можно было обещать все, что угодно, а в удобный момент напасть на них и уничтожить.
— Будь вместо воеводы Бразда кто-нибудь другой, я так и поступил бы. Однако мы слишком хорошо знаем друг друга, поэтому он ни за что не поверил бы в мое великодушие.
— Чего еще хотел русский воевода?
— Только этого.
Прищурившись, Фулнер насмешливо посмотрел на Василия:
— Спафарий, ты сказал, что хорошо знаешь посланца русов. Это действительно так?
— Я прошел с ним всю Италию и Крит, мы сражались рядом в Африке и Малой Азии. Я изучил его, как самого себя, — высокомерно заявил Василий.
Фулнер громко рассмеялся:
— Нет, спафарий, ты не знаешь его вовсе. Воевода Бразд гер, как ваш библейский дьявол. Таких, как он, не присылают лишь затем, чтобы получить заведомый отказ. Он прибыл, дабы перехитрить тебя, и добился этого. Мне жаль, ро-мей, однако воевода Бразд обвел тебя вокруг пальца, как малое дитя.
У Василия от негодования перехватило дыхание, по лицу пошли пятна.
— Жалкий раб, забыл, с кем говоришь? Или соскучился по цепям и плетям?
Вспышка его гнева не произвела на Фулнера никакого впечатления. Он знал, что Василий нуждается в нем, поэтому держался с известной долей независимости и даже фамильярности.
— Спафарий, мы оба здесь для того, чтобы уничтожить русов и варягов. Вчера ты допустил грубую ошибку, сегодня мы должны ее сообща исправить. И чем быстрее, тем лучше.
— Ошибку? О чем говоришь, раб?
— Уже молчу, спафарий. Но прошу тебя возвратиться со мной на место, где беседовал вчера с русским посланцем.
— Возвратиться? Зачем? — недовольно спросил Василий.
Причина недовольства заключалась в том, что Фулнер догнал его во время марша, когда византийцы, получив свежие донесения своих наблюдателей о передвижении русских ладей, двигались вдоль кромки берега наперерез им. Спафарий, проведя несколько часов в седле под палящим солнцем, очень не хотел возвращаться обратно, чтобы затем вновь догонять легион.
— Там все увидишь и поймешь, — неопределенно ответил бывший викинг. — И возьми с собой для охраны три конные центурии. Потому что мы уже не хозяева побережья…
Фулнер остановил коня на пригорке, где совсем недавно располагался шатер Василия, тревожно огляделся по сторонам. Прямо перед ним плескалось море, волны лениво накатывались на длинную песчаную отмель. В сотне шагов за пригорком начинались невысокие лесистые горы. Невдалеке из узкой горной расщелины между двумя скалами вырывался быстрый пенный ручей, впадавший в море.