Мечта балерины
Шрифт:
— Я хочу все исправить Тара. Позволь мне попытаться.
— Ты не сможешь вернуть нашего ребенка.
— Да. — Не отводя взгляда. Мак стойко перенес молчаливый упрек в глазах Тары. Разве он не заслужил это? Мак где-то читал, что для благополучного развития беременности необходима стабильная эмоциональная обстановка. Когда он ушел, Тара обезумела от горя, ни о каком эмоциональном спокойствии не могло быть и речи. Выходит, он виноват в том, что Тара потеряла ребенка?
— Пусть все идет своим чередом. Вот к чему я стремлюсь. — Стараясь казаться бодрой, Тара изобразила улыбку
— Ты уходишь?
— Я устала. С утра на ногах и хочу немного отдохнуть. Ты не против?
— А не спешишь ли ты на свидание? — Глядя на нее. Мак сам не понимал, почему так раздражен.
Тара с неподдельным удивлением подняла брови.
— Ты же говорила, что у тебя сегодня свидание.
— Я отменила его.
— Не верю.
Тара вздохнула. У него было полное право не верить, потому что она лгала.
— Я и не собиралась на свидание, Мак. Просто искала предлог, чтобы не встречаться с тобой.
Прости.
— Позволь, я отвезу тебя домой.
— Это вовсе не обязательно, тут совсем близко…
— И все же я подвезу тебя. Подожди минутку, хорошо? — Достав бумажник, Мак подозвал официанта. С тяжелым сердцем Тара взяла жакет и сумочку и пошла к выходу.
Более мрачного дня невозможно представить, уныло подумала Тара, прекратив чистить большой старый викторианский буфет, одиноко стоявший у витрины магазина. Сильный дождь глухо стучал по мостовой. Ветер трепал зонтики случайных прохожих. Питер Трент, владелец книжного магазина на противоположной стороне улицы, с озабоченным выражением лица накрывал брезентом стеллаж с книгами. Бедняга едва сводил концы с концами, вот и сегодня у него вряд ли будет много покупателей, в такой-то ливень. Да и сезон отпусков уже давно прошел.
Тара терла ноющие виски и мучительно гадала, что делает Мак. Прошло два дня после того ужина, и с тех пор она о нем не слышала. «Скоро увидимся», — сказал он ей на прощанье, но его отсутствующий взгляд не внушал доверия. Честно говоря, она готова была чем-нибудь утешить его, например, сделать массаж, как раньше, когда он бывал усталым или расстроенным. Он слишком много работал, и это начинало сказываться на его самочувствии. Мак принадлежал к тем мужчинам, которые думают, что расслабиться — значит пойти в тренажерный зал. Она пыталась вытянуть его отдохнуть на природе, но он не слушал ее, и почти каждая подобная попытка заканчивалась тем, что Тара отправлялась гулять одна. Как делала, в сущности, почти все, с тех пор как вышла замуж, — одна.
Уныло глядя на пелену дождя, Тара думала: уж не вернулся ли Мак в Лондон? Может быть, неудачная попытка примирения заставила его уехать? Сердце Тары упало.
Это было бы лучше всего, настойчиво убеждала она себя. У них с самого начала ничего не выходило — так почему же он решил, что получится теперь? Она ни за что не согласится вернуться к прежней жизни — когда Мак все время проводит на работе, а она в пустом доме чувствует себя одинокой и несчастной. И разве можно было назвать домом квартиру, которую они арендовали в Докланде? Нет. Ей было гораздо лучше у тети Бет.
Их маленький городок тих и прекрасен. Мак же навеки предан загазованному Лондону, где у них даже не было возможности познакомиться с соседями, поскольку те тоже целыми днями пропадали на работе.
— Что за скверная погода! — Тяжелая дубовая дверь в глубине комнаты скрипнула, и на пороге появилась Бет с подносом, на котором стояли две большие красные кружки. Почувствовав чудесный аромат французского кофе, Тара оставила щетку на буфете, который чистила без особого энтузиазма, и взяла кофе.
— Спасибо. Ты угадала мое желание.
— Но это не избавит от головной боли.
— Откуда ты знаешь, что у меня болит голова?
Поставив пустой поднос на стул, Бет отодвинула какие-то бумаги на конторке и присела на ее край. Ее длинные серьги с жемчугом покачивались на фоне огненно-красных волос. Отпив кофе, она понимающе взглянула на племянницу.
— Что, кроме головной боли, могут вызвать свалившиеся на тебя проблемы?
Тара пожала плечами.
— Все будет в порядке. Не стоит обо мне беспокоиться.
— Но я беспокоюсь за тебя, дорогая, и ты знаешь почему. Мак звонил тебе?
— Нет. — Держа кружку обеими руками. Тара старалась казаться как можно более спокойной. Возможно, он вернулся в Лондон.
— Это маловероятно, милая, уж я-то знаю, как упрям твой муж, когда чего-то хочет. Помнишь рекламный заказ от крупной кондитерской фирмы, за который шла борьба около шести лет назад? Мак сделал все, чтобы получить его, и не только благодаря своей располагающей внешности. Он работал день и ночь…
— Я помню, Бет. — Что-то больно кольнуло внутри. Тогда Мак не бывал дома неделями. Он спал в кресле прямо в офисе, чтобы всегда быть наготове в нужное время, и если Тара хотела с ним увидеться, она должна была договориться с его секретаршей — холодной как лед, бесчувственной Амандой, которой всегда удавалось дать Таре почувствовать, что она мешает Маку и отвлекает его от чего-то важного.
Это воспоминание было аргументом в пользу того, что возвращаться к Маку нельзя. Хоть он и сказал, что взял отпуск на целый месяц, чтобы наладить их отношения, но насколько Тара могла заметить, работа по-прежнему была для него приоритетом.
— И он мне не муж, по крайней мере в привычном значении этого слова. — Тара потерла виски, ее головная боль вдруг стала более настойчивой. Пойду, наконец, приму аспирин.
— На твоем месте я бы не бросалась в омут с головой, — заметила Бет, кивнув в сторону застекленной входной двери.
Казалось, Мак загородил весь дверной проем своими широкими плечами. На нем был стильный серый макинтош, капельки воды стекали с большого черного зонта, который он стряхнул и осторожно поставил у стены. Дождинки блестели на его привлекательном лице, делая глаза еще более голубыми. Тара замерла на месте, крепко сжав в руке кружку с кофе, будто та была спасительной соломинкой в море неизвестности.