Мечта империи
Шрифт:
– Правильно делаешь, – ухмыльнулся Кир-фокусник.
Вер пил и не пьянел. Слушал болтовню посетителей, и не веселился. Внутри него как будто лежал кусок льда, и этот лед ничто не могло растопить – ни фалерн, ни чужой смех, ни вульгарные шутки. Даже ласки такой горячей гетеры, как Клепа, не помогли бы.
Молоденький галльский бард в голубой тунике принялся петь, подыгрывая себе испанской кифаре [41] . Ему аплодировали и свистели одновременно.
– Эй, парень, шел бы лучше
41
Кифара – (здесь) гитара.
Певец смутился, поспешно уселся за свой столик, и залпом опрокинул кубок с неразбавленным вином.
– Не слушай его, он всем говорит гадости, – ободрила барда Клепа и взъерошила волосы юноши. – Ты отлично поешь.
– Вер, сделай всех талантливыми! – предложил возничий. – Чего тебе стоит!
– Вер, сделай всех счастливыми! – подхватил толстяк-репортер.
Вер отрицательно покачал головой:
– Подобные желания не исполняются.
– Это почему же?! – возмутился возничий. – Мы купим клейма. А ты победишь.
– Да, да, – радостно закивала Клепа. – Неужели тебе не надоело излечивать от геморроя и возвращать потерявшихся собачек? Это все равно, что обслуживать импотентов. Счастливые – все. Одно желание, и мы – на верху блаженства. Непрерывный Венерин спазм.
Ее глаза блестели. Возничий положил свою широкую ладонь на пышную ягодицу Клеопатры. Ему уже казалось, что желание всеобщего счастья исполнилось.
– А если я проиграю? – спросил гладиатор. – Тогда все сделаются несчастными. Отчаяние станет нашим божеством навсегда.
– Ты не можешь проиграть! Ты выиграешь! – кричали все наперебой.
– Сколько ты хочешь за такое клеймо? Десять тысяч? Двадцать? На третий день игр мы берем клеймо. И все – счастливы. Все… все…
– Мало, – вмешался в разговор хозяин. – Такое клеймо должно стоить не меньше миллиона.
– Скинемся! – уверенно заявил возничий. – Мы – будущие патроны Рима. Нас причислят к богам и поставят статуи возле Колизея.
– Десять миллионов, – предложил Кир-фокусник и грохнул кулаком о стол.
– Я не продам такое клеймо.
– Брезгуешь, да? – возмутился возничий. – Ну, разумеется, после этого тебе нечего будет делать!
– Всем нечего будет делать, – уточнил Вер.
Он поднялся. Было уже слишком поздно. Даже для него. Надо вздремнуть хотя бы несколько часов перед завтрашним поединком. Но посетители «Медведя» не собирались его выпускать. Они сцепили руки и окружили его кольцом.
– Соглашайся, Вер! – вопили наперебой. – Сейчас же! Немедленно! Ты будешь самым знаменитым гладиатором Рима.
– Тебе поставят колонну, увенчанную золотой Викторией, напротив храма Юпитера Капитолийского!
– Тебя причислят к богам вместе с нами!
Вер переводил взгляд с одного лица на другое. Ему казалось, что он бредит. И эти люди тоже бредят – уже в его кошмаре. Все недоступное им кажется простым.
Он представил это так отчетливо, что его замутило.
– А я не желаю всеобщего счастья! – крикнул он. – Не желаю!
Все с изумлением смотрели на своего кумира. Оказывается, он не таков, каким они его себе представляли. Он другой. Они в нем обманулись.
– Да ты не гладиатор! – взревел возничий. – Ты – обманщик, жулик! Бей его!
– Не смей! – запротестовала Клепа. – Кто же поможет мне выйти замуж! – Позабыв о всеобщем счастье, она тут же вспомнила о своем маленьком частном желании.
– Отойди, женщина, не мешайся! – Кир оттолкнулся Клеопатру. – Раз не хочет исполнять, пусть вообще не исполняет. Кому нужны его малости. К Орку в пасть – вот куда…
Но эта перепалка оказалась спасительной для Вера. Он схватил скамью и метнул ее в спорящих. Массивная дубовая доска сиденья ударила возничего в грудь. Тот упал и сбил с ног еще двоих. Вер обнажил меч. Толпа отпрянула.
«Убийца… Он же убийца…» – шептали люди и пятились к стене.
Вер крутанулся на месте. Меч свистел, рассекая воздух. Держа меч перед собой, Вер стал пятиться к выходу. Никто не пытался ему помешать уйти.
Таксомотор, будто по его желанию, вывернул в узкую улочку. Вер махнул рукой, и задняя дверца услужливо распахнулась. Вер плюхнулся на сиденье, и приказал:
– В «Император», быстро.
А в ушах его гремело неостановимо: «Исполни! Исполни! Исполни!»
Разгоряченные лица, перекошенные рты, обезумевшие выпученные глаза. Они, как капризные испорченные дети, тянули к нему руки и просили: «Дай!» У них не было желаний – одни капризы. То есть нечто воистину козлиное [42] .
42
Слово каприз произошло от латинского слова «козел».
Посетители таверны выскочили на улицу, но увидели лишь хвостовые огни удалявшейся машины. Вслед таксомотору полетели пригоршни фиников и жареных орешков.
– Удрал, паразит! – выкрикнул, сжимая кулаки, Кир.
– Зато я заполучу сенатора в следующем году, – радостно хихикнула Клеопатра.
Вернувшись в гостиницу, Вер тут же упал на ложе и уснул. Ему снилась арена и бой, то ли прошлый, то ли будущий. Странный поединок – противник все время ускользал, и Вер никак не мог его настичь. Тут что-то кольнуло гладиатора в плечо. Вер рванулся и сел на постели.