Мечта империи
Шрифт:
– Будешь пересчитывать? – Сервилия улыбнулась краешком рта, и эта улыбка очень не понравилась Веру.
– Ты же знаешь: расплата фальшивыми деньгами или другое жульничество автоматически приводят к расторжению договора. – Вер улыбнулся в ответ.
– Я знаю. – Ее голос вновь звучал абсолютно бесстрастно.
И она вышла из номера с видом победителя.
Дверь не успела закрыться, как мальчик-служитель внес завернутую в плотную вощеную бумагу посылку.
– Дар от прекрасной домны. – Он поставил посылку на стол. – Имя неизвестно.
– Открой, – приказал Вер.
Мальчик удивленно посмотрел на него.
– Посылка от женщины…
– Так открой, я же сказал. Наверняка что-нибудь занятное.
Мальчик разрезал ленты и развернул бумагу. Внутри была
– Так кто, говоришь, прислал шкатулку? – Вер старался говорить равнодушно.
– Красивая домна, вся в белом. Я поначалу подумал, что весталка [27] . Но потом понял, что ошибся, – захлебываясь, торопливо говорил посыльный. – А глаза необыкновенные – прозрачные, как родниковая вода, и светятся изнутри.
Судя по описанию, это не Сервилия Кар. И не ее служанка. Женщина с такой внешностью не могла никому служить.
Золотое яблоко. Суд Париса. Вот только кого с кем на этот раз яблоко раздора должно поссорить?
27
Весталка – жрица богини Весты. Девочка поступала в храм в возрасте 6-10 лет, обязана была соблюдать целомудрие в течение тридцати лет. После чего могла покинуть храм и даже выйти замуж.
– Я и не знал, что тебе дарят такие подарки! – воскликнул мальчишка, решив, что уже сделался приятелем знаменитого гладиатора.
Вер отрицательно покачал головой. Яблоко из чистого золота – это не просто подарок.
В полночь Юний Вер раскрыл створки ларария [28] . На завтрашнюю игру было продано восемьдесят девять клейм. Самое дешевое ушло за пять тысяч сестерциев – минимальная цена. В сумме набиралось почти три миллиона, учитывая взнос Сервилии. Было бы обидно в случае проигрыша возвращать все это, довольствуясь десяти процентной компенсацией.
28
Ларарий – святилище домашних богов, по форме – небольшой шкафчик.
Итак, Вер распахнул створки ларария. Внутри был миниатюрный храм с коринфскими колоннами и ажурным серебряным алтарем. На мозаичном полу искусный мастер изобразил схватку двух гладиаторов. Внутри находилось три фигурки – две бронзовые статуэтки ларов и между ними фигурка, выточенная из слоновой кости: юноша в золотой тунике и в золотом шлеме, держащий копьецо с настоящим стальным наконечником. Гений-покровитель Вера. И его посредник в общении с богами. Юний-гений. Или проще – Гюн. Вер высыпал на алтарь зеленоватый порошок и положил сверху пачку корешков от клейм. Бумага вспыхнула сама собою, скрутилась и исчезла. Не осталось даже пепла. Договор заключен. Пряный запах горящих благовоний заполнил ларарий и окутал фигурку гения. Неведомо, кому завтра боги даруют победу. Может быть, противнику Вера…
Все считают, что главную роль играют боги.
Но Веру казалось порой, что боги повинуются воле людей. А люди только изображают повиновение, чтобы боги на них не обижались.
Вер закрыл ларарий.
В ту же ночь в тридцати милях [29] от Рима, недалеко от Пренесты [30] , в просторном таблине [31] загородной виллы немолодая женщина с густыми седыми волосами, гладко зачесанными назад, извлекла из кожаного футляра портативную машинку и поставила ее на стол. Настольная лампа освещала в основном стол и стул подле, остальная комната тонула во мраке. Женщина поставила рядом с машинкой покрытую красной глазурью чашку с остывшим черным кофе и заправила в машинку лист белой бумаги. У женщины было загорелое лицо, тонкий, изломленный хищной горбинкой нос и черные выразительные глаза. Женщина не пользовалась косметикой и не пыталась скрыть свой возраст. Ей было за пятьдесят. Она принадлежала к «поколению вдов», к тем, чьи мужья не вернулись с Третьей Северной войны. Прежде, чем приступить к работе, она извлекла из картонной капсулы белую палочку с золотым мундштуком – явившаяся из-за океана порочная привычка быстро завоевала Рим.
29
Миля (римская) – мера длины, равная 1480 м.
30
Пренеста – город, где располагался храм Фортуны.
31
Таблин – кабинет.
Женщина курила, пила остывший кофе и улыбалась своим мыслям. Она обдумывала будущую страницу библиона [32] . Когда табачная палочка догорела, женщина бросила окурок в пепельницу в виде пьяного сатира с чашей в руке и для пробы напечатала трижды «Х» на чистом листе бумаги. Стук пишущей машинки прозвучал как призыв. В тот же момент раздался негромкий шорох, платиной сверкнуло от окна в глубь комнаты, и на подоконник открытого окна прыгнул белый кот с сияющей, как альпийский снег, шерсткой, глянул на хозяйку темными загадочными глазами, громко мяукнул, перебрался в плетеное кресло и обернулся молодым человеком в красно-белой тунике и в затканном золотом щегольском плаще. Лицо его выражало ум и хитрость, надменность и снисходительность одновременно. Гость был красив, но вряд ли у кого-нибудь могло явиться желание заглянуть ему в глаза.
32
Библион (греч.) – книга. В Новом Риме «библионом» называют романы.
– Вот уж не думала, что ты носишь современные пестрые тряпки, – насмешливо воскликнула женщина, пододвигая стул и усаживаясь за машинкой поудобнее.
– Иногда хочется вновь ощутить себя молодым. Это приятно.
– Разве ты был когда-нибудь молодым?
– Очень-очень давно. Две тысячи лет назад. Но я не собираюсь на покой.
– Тебе прочитать, что я написала, или будешь диктовать дальше? – спросила Фабия.
Гость ответил не сразу. Он долго разглядывал лампу и хмурил черные, будто нарисованные брови.
– Одного не понимаю, – сказал он наконец. – Почему ты решила писать библион о Траяне Деции? Раньше тебя не интересовала история.
Фабия едва заметно вздрогнула.
«Может он читать мысли или нет»? – подумала она, искоса наблюдая за гостем.
А вслух сказала:
– Теперь на пороге Третьего тысячелетия всех интересует эта тема. – Она поспешно вынула из стола пачку машинописных страниц. – Мы остановились на том моменте, когда Деций призвал к себе Валериана и стал уговаривать его принять титул цензора, хотя в те времена должность цензора была неотделима от императорского титула. Валериан отказывался…
– Еще бы не отказываться! – перебил гость. – Это бесполезное занятие, заранее обреченное на провал, и только добродетельный Деций, мечтавший о возрождении Рима, мог придумать такой абсурд. Он хотел, чтобы из списка сенаторов вычеркнули недостойных. Как будто в Риме в тот момент можно было найти хоть одного достойного человека! Ну разве что сам Деций был чего-то достоин. Хотя бы героической смерти… Прочти, что у тебя получилось.
Фабия взяла страницу и стала читать громким, хорошо поставленным голосом: