Мечта
Шрифт:
Санни тоже весь напрягся и спросил:
– Она нас не тронет?
– Нет, конечно, нет, - ответила я, хотя такой уверенности у меня не было. Ее стоило поймать, но от этой мысли тошнота подкатывала к горлу. В ответ крыса опять запищала и заметалась. Звук ее противных лапок был хорошо слышен на бетонном полу. Возможно, если бы ее было видно, она не вызывала бы такого ужаса, но так как было темно и ползающая тварь была не видна, то воображение рисовало ее огромной. С собаку. Я надеялась, что у Санни не такое воображение как у меня. Но он прямо вжался в меня, что говорило о том, что он не воспринимает крысу милым домашним хомячком. Крыса дошла до одного края ямы и теперь развернулась и пошла к нам. Мне и ребенку в этой жуткой темноте она казалась монстром, приближающимся к нам. Я представляла, как она дотронется до ноги или руки и мурашки бежали по коже. В яме, конечно, не было настолько темно, что хоть глаз выколи. Глаза привыкли, и некоторые очертания мы все же видели. Блеск глаз, светлые пятна рук и лица.
– Надо ее поймать, - сказала я. Провести ночь в темной яме само по себе ужасно, а вот еще и с крысой, было невозможно.
Санни был просто молодец:
– Хорошо, а как?
– Дай мне куртку, - я обратила внимание, что мы шепчем. Словно крыса не слышала нашего шепота. Он послушно снял куртку.
– А теперь встань здесь и не шевелись, - попросила я, начиная охоту. Я вглядывалась во тьму, пытаясь уловить движение, и вслушивалась в шорохи. Если бы на дне остались листья, было бы проще услышать ее. Наконец я заметила ее и неловко бросила туда куртку. Крыса пискнула и ринулась в строну. Я стояла слишком далеко и не добросила легкую куртку. Перебарывая страх и отвращение, мне пришлось продолжить охоту. Крыса поняла, что дело плохо и тоже притихла где-то. Прождав так какое-то время, я разозлилась. Пришлось посмотреть в лицо страху и пойти на пролом. Я вооружилась самой большой веткой, какую мне удалось найти, и пошла по яме, прощупывая дно. Скрыться крысе было невозможно. Наконец я наткнулась на нее. Она и не собиралась забиваться в дальний угол, а сидела прямо посредине «комнаты». Когда я ее ткнула палкой она побежала, но не очень прытко и я настигла ее и накрыла курткой. Она опять запищала, заверещала. Очень мерзкий звук… Что дальше? Куда ее? Умница Санни молчал и терпеливо ждал. Я взяла куртку, подвернув наподобие мешка, чтобы она не выпала и хорошенько размахнувшись, ударила ее об стену. Это было ужасно. Она заверещала и забилась. Взяв себя, в руки мне пришлось сказать:
– Санни, все хорошо, я почти поймала ее.
После чего треснуть ее еще раз об стену. Она затихла. Я хотела попробовать выбросить ее наверх прямо в куртке, но потом подумала, что куртка нам очень нужна, что Санни подхватит воспаление легких в бетонной яме. Поэтому развернув куртку, вывалила ее содержимое на пол. Нащупала хвост. Гладкий и твердый. Взяла его и подкинула вверх. Конечно, она не долетела и упала бы прямо на меня, не увернись я последний момент. Тогда я взяла ее покрепче и, вспомнив все навыки метания, которым нас учили в школе, раскрутила ее и выкинула на поверхность. В этот раз она благополучно долетела до цели.
Облегчение было несказанным, руки дрожали, но это была победа.
– Ну вот, она отправилась домой, - сказала весело я. Я и правда чувствовала веселье.
Санни поросился в туалет, и мы отошли в дальний угол.
После всего, мы опять уселись на нашу кучу, так словно это было самое привычное занятие в мире, и я продолжила сказку.
Пред самым рассветом Санни, наконец, заснул. Я тоже задремала, опершись спиной на стену. Впереди было очень тепло от тела мальчика, а в спину вгрызался жуткий холод. Пробирал насквозь, но я смогла вздремнуть. Очнулась, когда солнечный лучик потрогал лицо. Словно котенок лапкой. Уже рассвело, и я смогла увидеть мальчика. Светлые спутанные волосы, давно не стриженные. Белое личико, на щеке царапина. Это все что я пока видела. Так я провела еще какое-то время. Мне казалось, что вечность. Я боялась пошевелиться, чтобы не разбудить ребенка, но у меня затекло все тело, Санни казался пудовым, мне хотелось в туалет. Ноги затекли, и я их почти не ощущала. Думаю, прошел где-то час на самом деле, прежде чем Санни открыл глаза. Большие голубые глаза. Трогательно смотрел на меня, рассматривая точно так же, как я его недавно. Он был уверен, что видит настоящую фею. Хоть я на нее была и не очень похожа, но ему видимо казалось по-другому. Он потрогал мое лицо ручкой.
– Ты такая красивая фея, - сказал он.
– А ты очень храбрый мальчик, - ответила я. А спустя еще час мы услышали мужские голоса. Подняв головы вверх, мы увидели склонившиеся над ямой мужские лица. На них было такое удивление, что они просто молча таращились на нас. Наконец до них стало доходить, что произошло.
– Пресвятая дева Мария, – закричал один и перекрестился.
Придя в себя, они засуетились, забегали, один быстро спустился вниз и поднял мальчика, передавая другому, который уже протягивал руки. Потом подсадили меня. Как только я оказалась на поверхности тут же увидела мертвую крысу, она лежала почти у самого края и могла снова упасть на нас. Это была обычная буроватая крыса, и я поскорей отвернулась. Санни стоял поодаль. Видимо, как только его подняли, он поспешил отойти от поверхности ямы. Я подошла к нему, и мы обнялись.
– Ну, а теперь пойдем искать твою маму.
– Мисс, мы это… - рабочие толпились и не знали что сказать.
– Давайте проводим, у нас тут машина.
Отказываться я не стала. Мы сели в машину, и они отвезли нас в ближайший полицейский участок. Всю дорогу рабочие виновато молчали. Это были простые и грубоватые люди. Зла на них не было. Была только усталость.
В участке ждал сюрприз – заплаканные родители Санни. Они схватили его, мать рыдала, отец искал виновных. Рабочие тут уж не молчали и рассказали о том, какая я героиня. Видимо рассчитывали, что за рассказом о моем геройстве все позабудут об их халатности.
Мне удалось вырваться только через час.
Я попрощалась с Санни, а он напоследок сказал мне:
– Спасибо, фея.
А потом зашептал маме:
– Мамочка это настоящая фея спасла меня.
А он спас меня.
Я вернулась домой и вместо того чтобы лечь спать весь день писала. А потом следующий день и еще целый день. Остин ругался поначалу, а потом привык. Стал отдаляться. А моя книга появилась на свет.
Вот такая история.
Фэй смущенно замолчала. Она знала, что рассказчик из нее никудышный, писать она могла куда лучше и быстрей.
– Это конечно не извержение вулкана…
– Почему ты все время занижаешь свои достижения? – спросил Пит.
– Да какое тут достижение? Кто бы поступил по-другому?
– Ну не скажи.
– В любом случае теперь обязательно почитаю твои сказки, - сказал Пит.
Сет как обычно отмалчивался. Фэй допила свой чай и пошла спать. Она не спала днем и изрядно притомилась, тогда как Пит и Сет выспались и остались у костра.
Когда она ушла Сет сказал:
– Ну и как тебе этот Остин?
– Политик… - философски ответил Пит.
– Я готов его убить. – Сет сказал это так обыденно просто, что Пит поверил его словам.
– Он не знает ее, Сет. Не видел той злости в глазах. Думает она ручная.
Сет усмехнулся:
– Дурак. Но это не помешает мне убрать его с дороги.
– А если она любит его?
– Кого? Этого? Да она говорила о нем в прошедшем времени. Ты не заметил?
– Да как-то нет.
– А я заметил. Она не может его любить.
– Ну, я так не уверен. Она же вышла за него. Что-то было и есть наверняка.
Сет какое-то время молчал. У него заканчивались сигареты, и это нервировало его. Он подкурил и посчитал, что в пачке осталось только три штуки. Надо было выбираться. Но там предстояло одержать еще одну победу.
– Знаешь, Пит, я ведь практически ничего не чувствую. Эмоции… когда надо я могу их наиграть, притвориться. Когда меня зовут на свадьбу – веселюсь, рассказывают анекдот – смеюсь, на похоронах изображаю скорбь. Но это словно не настоящие чувства. Я помню, как радовался чему-то в детстве – хотелось прыгать до потолка, а когда случалась беда – плакал в подушку. Казалось, что мир на этом кончился. А потом такие яркие чувства ушли, почти ничего не осталось. Словно смылись дождем. Осталось равнодушие какое-то. Не то чтобы совсем, мне, конечно, было жалко кошку, сбитую на дороге, но появилась отрешенность. Внутри все время звучал голосок: «Ну и что?»