Мечта
Шрифт:
– Этому миру, в который ты последовал за своми предводителями, доверяя им и веря в них… – голос отказал ему, когда смысл того, что он говорил, сжал ему горло. Чего от нас ждут. От нас! Он внутренне сжался от осознания собственной ошибки и высокомерия. Хватит! Речь не обо мне!… – предаю я твой пепел, капитан Йоханн Кейс. Так как я не нашел никаких родс твенников, которым смог бы доверить твои останки, и у тебя почти не было друзей, то никто не вспомнит о тебе и о том, какую жертву ты принес ради великой мечты Никки.
Он полностью перевернул
Словно успокаивающая ладонь легла на вздымающуюся грудь Андрея. Лучше не стало. Никогда и ничего не станет лучше для Андрея – как минимум, не теперь. Он снова заставил себя отрешиться от этих мыслей. Но нарисовал ли ему что-либо его измученный дух или он в самом деле на мгновение вошел в контакт с душой погибшего капитана – сгодится для того, чтобы уверовать, а, Уиндхэм? – что-то коснулось его. Что-то принесло ему уверенность в том, что была еще возможность предотвратить самое плохое… пока он не забудет и станет биться дальше, отдавая все силы.
Невзирая на прошедшие годы, за которые он снова стал учителем, ему было тяжело в это поверить. Очень тяжело.
Он сглотнул пересохшим горлом. Потрескавшие губы растянулись в улыбку. Физическая боль этого двухгодичного паломничества во искупление была спутником и благословением для его «я». Да. Как всегда, я могу действовать… и помнить. Он выгравировал еще одно имя на поверхности своей души.
– Я никогда этого не забуду. Никогда.
10
Тренировочный лагерь «Александр-Бета»
Новая Терра, Страна Мечты
Скопление Керенского
29 января 2807 года
– Нет, не так! Как я объяснял? – головной убор, защищающий Андрея от холода, несколько искажал его голос, но раздражение в нем было слышно совершенно явственно. – Приклад крепко прижать к плечу. Два раза глубоко вздохнуть, на третий раз вдохнуть и задержать ды хание, потом осторожно нажать на спусковой крючок – мягко, плавно и крепко. Если я ещё раз увижу, как ты его дергаешь, следующие тридцать дней ты проведешь, давая подзатыльники сам себе! Ты… меня… понял?!
– Да, сэр! – подтвердил паренек и даже сквозь защитные очки и толстый белый капюшон под фуражкой такого же цвета, закрывающие его лицо от бесконечной тундры, можно было увидеть, как он покраснел.
Когда молодой человек (вообще-то, ещё подросток) вновь вернулся к стрелковым упражнениям, так же, как и другие три десятка парней и девушек, отчаянно старавшихся не опростоволоситься перед Керенским, Андрей затопал ногами, пытаясь согреться, и заскрипел зубами от злости на ускоренный курс обучения.
Я-то думал, мы уже ушли от необходимости подвергать опасности детей. Так нет же, Никки требуются всё более и более юные. Им срочно надо учиться всяким убойным штучкам!
Он попытался улыбнуться, но вместо этого скорчил гримасу прежде, чем осознал, что вполне возможно – он не так уж и ошибался. Всё-таки Никки не терпел даже малейшего сопротивления ни в чём, что касалось его великой мечты. Ни малейшего.
– Я слыхала, раньше ты никогда не терял самообладания. Не уверена, что узнаю Андрея.
Изумленный, Андрей повернулся и наткнулся взглядом прямо на мерцающие глаза и небольшой, улыбающийся рот, который, несмотря на теплоту улыбки, над ним явно потешался. Но ему все лучше удавалось не обращать на это внимания. Он улыбнулся в ответ:
– Я тоже не уверен, что его узнаю.
Сара Мак-Эведи легко склонила голову. Она услышала слабый отголосок горечи в его голосе, как он ни старался скрыть ее. Во многих отношениях она была похожа на Дану. И все же, они сильно отличались друг от друга. Тем не менее, в последнее время он находил в её присутствии те самые, нужные слова, которых ему так не хватало в присутствии его любимой. Может быть, этим объясняется теплота. Может быть.
Она хотела ещё что-то сказать, но запнулась, словно резко переключившись на другую скорость, и спросила:
– Как идет обучение?
– Ты, наверное, хотела спросить: как мне нравится обучать все новых и новых детишек обра щаться с ручным оружием? Сколько времени я торчу в учителях? На Эдеме у меня хотя бы были настоящие студенты, – заметил он и понизил голос – А не дети, как эти вот. Тебе не холодно? – неожиданно сменил он тему, сообразив, что голову её прикрывает лишь легкий капюшон.
Её улыбка стала еще шире:
– Мне холодно только тогда, когда я решаю, что мне холодно.
– И как это срабатывает?
– Я выгляжу замерзшей?
Это было явное приглашение рассмотреть её получше. Её лицо порозовело от холода, щеки горели, а губы были насыщенного бордового цвета и блестели в пронзительном свете раннего утра. Глубокий взгляд в её глаза дал знать Андрею, что она полностью владеет собой, и показал ещё нечто, что заставило его поспешно отвернуться. Он так внимательно уставился на своих кадетов, словно его жизнь вдруг стала зависеть от того, чтобы они научились обращаться с ручным оружием сию секунду – умение, овладение которым большинству из них будет стоить парочки лет, а кое-кому оно и вовсе, похоже, останется недоступным.
– Полагаю, нет, – ответил он, наконец.
– Меня бы удивило, если бы ты ответил иначе.
Прозвучала ли в её голосе насмешка? Он почувствовал, как у него подскочила температура и, несмотря на плотный капюшон, был рад, что успел отвернуться.
– Что же касается твоей работы с детьми – нет, я совершенно не имела это в виду. Ах, Ан дрей, ты же понимаешь, что мы должны частенько исполнять обязанности, которые нам не слишком-то по душе.
Он снова повернулся к ней:
– И как же, Сара, выглядят те ужасныя обязанности, которые он навесил на тебя?