Мечтатель
Шрифт:
– Он сумасшедший! – закричал Питер.
Пока он вытирал камеру, Виола поскорее унесла Кеннета.
– Если бы он мог затащить нас в рот, он всех бы съел.
– У него сейчас такой период, – рассудительно сказала Кэт. – Мы тоже так делали.
Этот спокойный тон всезнайки, который она усвоила после приезда Кеннета, тоже действовал Питеру на нервы. Этот тон она переняла у матери. А малыш ужасен – тут не могло быть двух мнений. И хуже всего – когда его кормили. Кеннет превращал всю еду в слякоть. Он разжевывал ее и размягчал слюнями, она стекала изо рта, как клей, пачкала лицо, руки, одежду и стульчик. Питера тошнило от этого зрелища. Ему приходилось есть с закрытыми глазами. И невозможно было разговаривать, потому что после каждой ложки Кеннет орал во всю глотку.
Малыш занял весь дом. Не было уголка, куда не достигали бы его вопли, запахи, и безумный хохот гиены, и цепкие ручки. Он опустошал буфеты и книжные шкафы, рвал газеты, сшибал лампы и полные бутылки молока. Но никто как будто не возражал. Наоборот, все – и мама Питера, и тетя, и сестра, и отец – умиленно ворковали после каждого безобразия.
Все дошло до предела однажды днем, когда Питер вернулся из школы. Была середина лета, но холодно и дождь. Питер стоял на коленях в спальне. Вся школа помешалась на игре в шарики, и он бы заядлым игроком. Накануне он выиграл у одного мальчика шарик, красивее которого в жизни не видел, – «Зеленый изумруд». Он был меньше остальных и будто светился изнутри. И вот Питер запускал его по ковру, целясь в большой мармеладный шарик, на котором всегда упражнялся в меткости. Едва «Зеленый изумруд» оторвался от его пальцев, как из-за двери показалась круглая лысая голова Кеннета. Шарик катился прямо к нему, и малыш жадно устремился навстречу.
– Кеннет, стой! – крикнул Питер.
Но поздно. Кеннет сгреб шарик и отправил в рот. Питер было кинулся к нему ползком с намерением разжать челюсти Кеннета. И в ужасе замер. Было ясно, что произошло. Малыш тоже застыл. Глаза у него на мгновение выкатились, и на лице выразилось обиженное недоумение. Потом он моргнул, еще раз моргнул, посмотрел на Питера и улыбнулся.
– Ой, – прошептал Питер. – Проглотил.
– Что проглотил? – спросила Кэт, не отрывая взгляда от книги заклинаний.
– Мой «Зеленый изумруд», шарик, я его только вчера выиграл.
Кэт ответила спокойным голосом всезнайки:
– А, шарик. Ничего страшного. Он маленький и гладкий. Он не причинит ему вреда.
Питер гневно повернулся к Кеннету – тот сидел довольный и глядел на свою руку.
– Да мне до него дела нет. А шарик-то?
– Не волнуйся, – сказала Кэт. – Он выйдет с другого конца.
Питер поежился.
– Большое спасибо.
Кэт закрыла книгу заклинаний. Она нагнулась и пощекотала Кеннета. Он засмеялся и пополз к ее кровати. Кэт подняла его и посадила рядом с собой.
– Знаешь, что я думаю? – сказала она.
Питер не ответил. Он и так знал, что ему скажут.
– Я думаю, ты завидуешь Кеннету.
До чего же противной бывает сестра.
– Какая глупость! – сказал Питер. – Ничего глупее в жизни не слышал. Как можно завидовать этой козявке?
– Он не козявка. Он человек. И все очень просто. Потому что все занимаются им, а не тобой.
Питер посмотрел на нее подозрительно.
– Ты это не сама придумала. Кто так сказал?
Сестра пожала плечами.
– Не важно кто, это правда. Ты теперь не самый младший мальчик в доме. Вот почему ты к нему безобразно относишься.
– Я безобразно? Это он съел мой шарик. Он ненормальный. Он надоеда. Монстр.
Кэт покраснела от злости. Она встала и спустила Кеннета на пол.
– Он прелесть. А ты ужасный. Пора тебя проучить.
Она схватила книгу заклинаний и выскочила из комнаты. Малыш быстро пополз за ней.
Через полчаса Питер побрел вниз. В гостиной, развалившись в кресле, сидела Кэт с раскрытой книгой заклинаний на коленях. Кеннет сидел на полу пока что спокойно, потому что дожевывал старый журнал.
Питер примостился на стуле в другом конце комнаты. Он хотел продолжить спор. Он хотел выяснить, откуда у Кэт эта нелепая идея. Но не знал, как начать. Сестра, нахмурив брови, смотрела в книгу и вертела в пальцах черную волшебную палочку. Наконец Кеннет заметил Питера и пополз к нему. Ухватившись за ногу Питера как за столб, малыш поднялся и неуверенно стоял между его коленями.
Питер посмотрел поверх головы малыша на сестру. Она не подняла глаз. Все еще сердилась на него. Счастье еще, что ее волшебный набор – только игрушка. Малыш внимательно смотрел ему в глаза и морщил лоб, словно старался ухватить какую-то мысль, что-то вспомнить, найти потерянный ключ к чужой жизни.
– Га-а-а-а, – тихо сказал Питер.
– Га-а-а-а, – откликнулась Кэт из дальнего угла; волшебная палочка была направлена на Питера.
– Гаааа, – повторил Кеннет.
– Гаааа, гаааа, – эхом отозвалась Кэт и описала палочкой круг в воздухе.
Комната осветилась, пол с потолком поменялись местами, комната стала расти, расти и сделалась размером с огромный дворцовый зал.
Питер стоял на ногах и качался, с трудом удерживая равновесие. Он цеплялся за столб. Но столб был живой и теплый. Он оказался ногой, гигантской ногой. Питер поднял большую шаткую голову и направил неуверенный взгляд на обладателя ноги. Он хотел разглядеть лицо, но оно ушло из поля зрения. Тогда он откинул назад свою тяжеленную голову и снова увидел его – увеличенного себя в школьной одежде. Этот великан смотрел на него сверху с нескрываемым отвращением. Питер беспомощно посмотрел на свою одежду – смешной комбинезончик, украшенный медвежатами и спереди запачканный апельсиновым соком и шоколадом. Ужас! Ужас! Он поменялся телом с Кеннетом.
От удивления Питер отпустил ногу и плюхнулся задом на пол.
– Ой, – произнес за него напевный голос.
Это было возмутительно, это было несправедливо, это было страшно. Он готов был разрыдаться, но уже не мог вспомнить, что его огорчило. Мысли его разбежались, поплыли в разные стороны.
– Помогите, кто-нибудь! – закричал он. – Сделайте что-нибудь!
Но изо рта у него выходила цепочка непослушных звуков «ш-ш». Язык не двигался туда, куда велено, да и зуб во рту, похоже, был только один.
По лицу его текли слезы, и он набрал воздуху в грудь, чтобы заорать о своей печали, но тут что-то могучее подхватило его под мышки и вскинуло на двадцать метров вверх. Он разинул рот от изумления и пустил струйку слюней. Перед ним возникло лицо Лоры, отвесное и колоссальное, как скала. Она была похожа на американских президентов, чьи портреты высечены в скале.
Над головой загремел ее голос, мощный и музыкальный, как симфонический оркестр:
– Пять часов. Чаёк, купаться и бай-бай.